Рубрики
Личное путешествие к признанию абхазской независимости
В течение многих лет я никогда не публиковала своих размышлений ни об Абхазии, ни о грузино-абхазском мирном процессе. После моей последней поездки в Сухум в апреле этого года я решила, что пришло время изложить все на бумаге.
Впервые я посетила Абхазию летом 1998 года, сопровождая моего супруга и делегацию послов, друзей Генерального секретаря. Во время того визита меня поразили ошеломляющие пейзажи, пустынные дороги в городах и селах и плачевное состояние большинства зданий, которые были очень сильно повреждены в ходе войны 1992-93 годов. Все еще можно было разглядеть их прежнюю красоту и изящество, свидетельствующие об ином, более счастливом прошлом.
Второй раз я пересекла границу на Псоу крайне холодным ноябрьским днем того же года. В тот раз я лицом к лицу столкнулась с опустошительным воздействием блокады, введенной Россией. Горные вершины Великого Кавказского хребта были уже белыми. Я отчетливо помню толпы людей, преимущественно женщин, выстроившихся в очереди на абхазской стороне границы и везущих очень тяжелые поклажи с цитрусовыми фруктами; их тела пронизывали ветер и дождь, на их лицах читались стресс и усталость. Я вспоминаю, что, наблюдая за ними, я удивлялась тому, как грузинское правительство, причиняя им столько лишений, ожидает вернуть абхазскую сторону за стол переговоров. Более вероятным казалось обратное. Как только я попала на эту конфликтную территорию и увидела человеческие страдания и твердое намерение этих людей возродить свои жизни, их внутреннюю свободу и стремление к независимости, я не могла уже уйти просто так. Я поняла, что хочу узнать больше.
Я начала свой путь к познанию, совершая регулярные поездки из Тбилиси во все регионы Абхазии, встречалась с как можно большим количеством людей, выслушивала их истории и обсуждала с ними, какие практические меры можно было бы осуществить, чтобы улучшить их жизнь и смягчить их боль и обиду. Самым худшим регионом была нижняя зона Галского района. Мины, насилие, непрекращающиеся провокации превратили его в закрытую зону, которую необходимо было открыть. Я считала, что необходимо осуществлять небольшие конкретные шаги для облегчения страданий людей. Я знала, что в плане помощи мой вклад мог быть только незначительным, однако вскоре я поняла, что совместно с другими британскими НПО, работающими в этом районе, я могла хотя бы немного приободрить людей и дать им надежду, пока шли политические переговоры. На первом этапе мне приходилось действовать в одиночку, наперекор различным препятствиям политического характера, однако отклик абхазских властей и со стороны простых людей был позитивным. Я чувствовала себя в привилегированном положении и с уважением отнеслась к их доверию. Казалось, что больше всего люди нуждались в понимании, моральной поддержке и уважении. В те дни мало кто из иностранцев посещал Абхазию, этнополитические корни конфликта и мощный эмоциональный накал, который они вызвали, были малоизвестны и во многом недооценены. К сожалению, как я полагаю, это по-прежнему имеет место.
Несмотря на провозглашение Абхазией своей независимости после референдума 1999 года, я по-прежнему верила, что можно было способствовать соглашению между Грузией и Абхазией, если бы Запад сумел убедить грузин снять блокаду. Вместе с другими наблюдателями я считала такой шаг необходимым для придания нового стимула переговорам и возрождения трудного процесса реального примирения. По моему мнению, значительная поддержка и финансирование, которые Грузия получала с Запада для реструктуризации экономики и восстановления ее институтов, только увеличивали отчуждение между двумя сторонами. Пока Абхазия боролась за выживание, Грузия постоянно получала помощь. Более того, отсутствие действительно нейтрального посредника еще более усугубляло ситуацию, так как все заинтересованные стороны, кроме Абхазии, считали, что территориальная целостность Грузии не подлежит обсуждению. Я чувствовала, что при таком раскладе шансы ВПЛ (временно перемещенных лиц) на возвращение были мизерными.
Когда срок работы моего мужа в Грузии истек в конце марта 2001 года, мы вернулись в Великобританию. В июле того же года я вернулась в Сухум в качестве сотрудника политической команды UNOMIG, где я проработала почти два года, продолжая работу по проектам и концентрируясь на интеграции Галского района в Абхазию (что в те времена являлось запретной темой). С абхазскими властями мы долго обсуждали вопрос введения грузинского в качестве языка обучения в галских школах и предоставления равных прав возвратившимся грузинам. С другой стороны, нужно было убедить абхазские НПО приехать в Гал и начать работу с местным населением. Медленно, но верно они начали так делать.
В мае 2003 года истек мой контракт с ООН. После более пяти лет, проведенных на Кавказе, я вернулась домой. Противоречивые мысли и эмоции переполняли меня, когда я уезжала. Путь к миру казался полным препятствий.
Я продолжала наблюдать за событиями, но со стороны. Были различные взлеты и падения. Тем не менее, хотя позиции Грузии и Запада оставались практически неизменными, Россия после Ельцина медленно, но верно свою позицию меняла. Упрощение пограничного режима на Псоу, выдача российских паспортов абхазскому населению, работы по восстановлению абхазской железной дороги ясно свидетельствовали об изменениях в российской политике, в то время как Грузия ничего не предлагала. Я удивлялась: «А где же Запад?». Когда Ираклий Аласания находился на должности представителя Саакашвили по Абхазии, развитие событий стало на какое-то время казаться более оптимистичным. Однако это длилось недолго. Война 2008 года с Южной Осетией и последующее признание Россией независимости Абхазии и Южной Осетии, а также размещение российских войск на абхазской территории открыли новую эру. Мне кажется, что грузинский закон об оккупированных территориях и (неверная) идея о том, что между Южной Осетией и Абхазией, с одной стороны, и Грузией, с другой стороны, нет конфликта, и что конфликт существует только между Грузией и Россией, отвлекали внимание от реальных проблем. Новая, вызывающая беспокойство тенденция на Западе – не уделять должного внимания событиям, происходившим до войны 2008 года, а также провозглашенная, но так и не введенная в действие политика ЕС по вовлечению без признания, ясно указывали на то, что Женевский процесс не был успешным. Мои мысли опять были обращены к ВПЛ. Шансы на возвращение становились еще более призрачными. Однако в Абхазии ситуация, казалось, менялась. Пришло время вернуться и увидеть своими глазами, что же происходит.
Когда 7 апреля 2012 года моя машина пересекла реку Ингур, я снова увидела знакомую картину: пожилой человек перевозил на своей повозке пассажиров на противоположную сторону моста. Мне вспомнилось пересечение Псоу четырнадцать лет назад. Теперь граница с Россией открыта, однако все еще остаются проблемы на границе с Грузией. Недавно отстроенный комплекс для российских пограничников был хорошо виден с главного шоссе и резко контрастировал со старой галской штаб-квартирой UNOMIG. За исключением первого ужасного отрезка, дорога стала гладкой и хорошо асфальтированной. Мы очень быстро добрались до Сухума, а по дороге нам встретились несколько машин и небольших магазинчиков – новые признаки оживления на фоне общей пустоты и заброшенности. Огромные глицинии и горы на заднем фоне были, как всегда, великолепны.
Когда на следующий день я пошла бродить по Сухуму, я обнаружила город совершенно отличным от того, каким я его помнила, с прекрасно отремонтированными зданиями вдоль главных улиц, по которым, разговаривая и смеясь, гуляли люди. Повсюду было разбросано множество небольших кафе, ресторанов и магазинов. Некоторые выглядели стильно и дорого. Дороги были заполнены большими машинами, которые ехали слишком быстро. Я уже была наслышана о них. Довольно часто за рулем были женщины. Это было большим изменением! В первую очередь я пошла на берег посмотреть, находятся ли там по-прежнему абхазские игроки в домино. Они были там. Теперь их было больше, но их сосредоточенность на игре была неизменной. Хотя главный рынок по-прежнему оставался моим любимым местом, я заглянула и в новые супермаркеты. Мое внимание привлекли вина. В наличии были различные виды с очень привлекательными этикетками. Позже в Пицунде я увидела новую плантацию французского винограда. Виноградник выглядел здоровым и ухоженным. Жаль, что виноград был не из Италии…
В течение трех недель, которые я провела в Абхазии, я много путешествовала. Моей целью было посмотреть, как абхазы восстанавливают свое государство. Все мне помогали. Я была глубоко тронута тем фактом, что спустя столько лет люди все еще помнили меня. Однако я сожалела о том, что не хватало времени, чтобы навестить всех, кого хотела бы видеть. С Эммой Гамисония и ее мужем я поехала в Окум и Ткуарчал, чтобы посмотреть, как депутат Парламента отслеживает проблемы в своем округе. В случае с Эммой я могу сказать, что она делает это с огромной энергией и красноречием! Однако обращала на себя внимание бедность деревень. Пасху я провела в Лыхны и Новом Афоне, в самом сердце Абхазии. Вино представителей фамилии Шакрыл было особенным, а стол под открытым небом, за которым мужчины отмечали этот праздник, указывал на то, что абхазские традиции все еще сильны. Я также ездила в Пицунду и Гудауту, провела несколько встреч с официальными лицами, с НПО, с простыми гражданами, а также пару дней провела в Гале.
То, что сказал мне Александр Анкваб, было правдой. Город Гал изменился. Хорошо обустроенная музыкальная школа, новый детский сад, ремонт Дома культуры и главного шоссе, новые небольшие торговые точки украсили его атмосферу. Более того, в регионе повсеместно обучают грузинскому языку, хотя и довольно бессистемно. Здесь по-прежнему работают НПО. Абхазские паспорта выдаются намного быстрее, чем раньше. К сожалению, сложилось впечатление, что ветер перемен не достиг нижнего Гала. Все еще имеют место преступность и коррупция, несмотря на тенденцию к улучшению ситуации. Во время моего общения с вернувшимся населением я увидела то, чего не было раньше, – стремление интегрироваться в остальную часть страны. Четким признаком этого является тот факт, что галцы хотят, чтобы их дети изучали абхазский и русский языки. Это, конечно, не означает, что они готовы порвать связи с Грузией и родной культурой. Было бы неразумно и нереалистично ожидать этого. Серьезную обеспокоенность вызывает тот факт, что у детей из большинства вернувшихся семей нет общепринятых школьных документов, потому что, согласно нынешнему законодательству, грузинские свидетельства о рождении, выданные Абхазским правительством в изгнании, не могут быть перерегистрированы в Абхазии. Властям необходимо срочно урегулировать этот вопрос: все дети, живущие на абхазской земле, это будущее Абхазии.
В личном плане я глубоко признательна четырем людям, которые сопровождали меня в очень эмоционально значимую поездку на южный склон Сахарной Головы, где 8 октября 2001 года был сбит вертолет UNOMIG. Это место было не так легко найти, но наш проводник знал каждый дюйм этой территории и провел нас через лабиринт горных троп. В конце концов, среди сломанных деревьев мы нашли обломки вертолета. Я не ожидала, что спустя столько лет они все еще будут там. Они сразу же вызвали у нас воспоминания о той человеческой трагедии. Были слезы. Горы вокруг нас хранили почтительное молчание. Я должна была отдать дань уважения погибшим и посадить маковые семена. В Великобритании маки являются символом памяти тех, кто погиб, сражаясь в войне. Мы, все пятеро, посадили и полили около 1000 семян. Я надеюсь, что вскоре они взойдут и зацветут цветы и будут цвести из года в год. В то утро, когда был сбит вертолет, на его борту не было ни одного абхаза. В группу входили грузинский переводчик, русский эксперт по коммуникациям, четыре работника UNOMIG из Венгрии, Швейцарии, Пакистана и Германии и три украинских пилота. Позже я узнала, что перед взлетом главный пилот снял свои часы и передал их другу в аэропорту, сказав, что он не вернется. Вероятно, другие чувствовали то же самое, но они полетели. Вечером накануне происшествия я разговаривала с двумя из них. Оба считали свою миссию важной, так как им надо было оценить угрозу, которую грузинские и чеченские нерегулярные формирования представляли для абхазского народа. После того события возникли вопросы о том, стоило ли осуществлять эту миссию и каким маршрутом нужно было лететь вертолету. Теперь эти споры не имеют смысла. Факт в том, что эта команда продемонстрировала огромное мужество и абсолютную приверженность миру. Я никогда их не забуду.
Пролетели три недели. Терраса Надежды Венедиктовой и отменный борщ ее мамы, а также улыбающиеся лица старых и новых друзей вызывают теплые воспоминания. За последние пару недель я очень много думала об Абхазии, с которой я вновь встретилась, о ее будущем. Я почти не сомневаюсь, что оно будет достойным. Учитывая тот факт, что Абхазия стала получать значительные вливания из России в свой государственный бюджет только после августовской войны 2008 года, а в течение предыдущих двадцати лет Грузия успешно блокировала программы по экономической реструктуризации, эффективному управлению и созданию институтов в Абхазии, прогресс, достигнутый страной на сегодняшний день, – это результат усилий самих абхазов. Демократический характер общества, являющийся частью его культуры, – это важное достояние. Последние парламентские выборы, по мнению НПО, прошли без значительных нарушений. Это тоже признак большей социальной стабильности, которую надо сохранять.
Безработица, экономическая отсталость, организованная преступность все еще существуют, однако они усугублялись двадцатью годами изоляции и борьбы. Грузия несет большую ответственность за подобное положение дел. Надеюсь, что ее отношение, а также отношение Запада изменятся. Каналы для коммуникации должны оставаться открытыми.
У абхазского руководства впереди гигантские задачи. Но увидев собственными глазами, как решительно новое руководство борется с преступностью и коррупцией, я убедилась, что эта страна на правильном пути, при условии, что ее народ будет активным сторонником этих процессов, а не простым зрителем. Работа над инфраструктурой продолжается. Восстановление экономики будет решающим для будущего страны.
Глядя на сегодняшний политический расклад, я полагаю, что значимое соглашение с Грузией может быть достигнуто только в том случае, если обе стороны сядут за стол переговоров в равном статусе, а экономическая блокада и ограничения на поездки останутся в прошлом. ЕС должен найти новые механизмы и политические инструменты, чтобы Женевский процесс вновь стал играть значимую роль в мирных переговорах.
Конечно, в дипломатических и политических кругах Запада роль России на Южном Кавказе вызывает огромный интерес. Я не эксперт в таких вопросах, но за последние 14 лет я с глубоким интересом наблюдала за теми небольшими, но последовательными шагами, которые делала Москва в то время, когда конфликт между Грузией и Абхазией называли замороженным. Что касается России, то не думаю, что конфликт для нее когда-либо был замороженным. В течение многих лет бескомпромиссная, а иногда и агрессивная позиция Грузии давала России достаточно пространства для маневра и сближения с Абхазией. Российские войска, которые западные державы и Грузия считают оккупационными силами, для абхазского населения являются гарантией защиты и безопасности границ. Союз России с Абхазией сегодня представляет очевидный, хотя и различный интерес для обеих сторон. Вопрос в том, какую форму он примет в будущем. Нет сомнения, что внутренние процессы в России – наряду с отношениями России и Запада – будут иметь очень важное значение. Я надеюсь, что поскольку в абхазах очень силен дух независимости и они защищают целостность своей территории соответствующим законодательством, Москва будет внимательна к тому, чтобы не создавать риски для стабильности на стратегически важном побережье Черного моря и на своих северокавказских границах.
Покидая Абхазию, я еще раз смотрела на Государственный флаг, напоминающий герб моего родного города Генуи. Открытая ладонь – символ Победы, была хорошо видна.
Мауриция ДЖЕНКИНС – специально для газеты «Республика Абхазия»
Номер: 64
Выпуск: 2809
Рубрика: политика
Автор: Мауриция ДЖЕНКИНС – специально для газеты «Республика Абхазия»
