«Стихам не должно возраст иметь...»

Баграт Шинкуба, как всякий истинный талант, чувствовал свой народ – его древность, его современность, тысячелетний привкус языка и духа в их целостности, и внутренне это, за редкими исключениями, обладало своей независимостью. И несмотря на трудное время, в котором пришлось жить и творить поэту, на идеологический плен, в котором томилось всякое творчество, тяжкие испытания, выпадавшие на долю его народа, на вынужденный, вымученный мажор и патетику, на которые ему приходилось идти довольно часто, в своих лучших произведениях он сумел запечатлеть и этот привкус, и этот дух – в слове, фразе, ритме, музыке, исходящей из его певучих строк, и сыграть значительную роль в становлении и развитии родного художественного слова.

Баграту Шинкуба удалось разрешить своим творчеством и стараниями ряд важнейших задач, стоявших перед нашей поэзией, литературой, находившихся в процессе становления и развития: например, опираясь на опыт русского стихосло¬жения, утвердить в нашей поэзии классическую форму орга¬низации абхазского стиха. Несмотря на совершенное различие структур, систем индоевропейских языков с кавказскими, в частности абхазо-адыгскими, подвижность ударения в аб¬хазском языке позволила ввести в абхазское стихосложение традиционную в Европе, России классическую его форму. И это не было механическим перенесением положений классического метода. Учитывая особенности своего языка, фольклорной поэтики и чтобы слово, стих не оказывались в слишком тесном «корсете» строгой классической формы, он старался выбирать более приемлемые её положения, вариан¬ты, приспосабливая их к этим особенностям.

Так поэт стал первым разработчиком теории и техники абхазского стихосложения. Как много ещё можно сказать о творчестве Баграта Шинкуба, о его многогранности и особен¬ностях, о его отношении к фольклору, блестящим знатоком и собирателем которого он являлся, эпичности его тонкой ли¬рики. Можно говорить о нём как о превосходнейшем перевод¬чике, поэтические переводы которого стали образцами худо¬жественного перевода и неотъемлемой частью оригинальной нашей поэзии, о его поэтическом языке, надолго давшем всей нашей поэзии новое зрение и т. д. Но всего не отметишь в газетной статье. И всё же не сказать о том, что его творчество глубоко национально – значит, не сказать главного. То, что до сих пор национальное преподносится как нечто ограниченное национальными рамками, резкое разграничение национального и всечеловеческого – демаго¬гия и абсурд. Ведь литературно-художественный материал, из которого вырастает художественное произведение, не этнографический. Любой художественный материал содер¬жит столько же национального, сколько и всечеловеческого. Художественно несостоявшееся произведение, не выдержи¬вающее никакого уровня, считается несуществующим ни в национальном, ни в каком-либо другом. Всё, что создано на должном художественном уровне, принадлежит всем, в то же время не переставая быть национальным.

Творчество такого поэта, художника, как Баграт Шин¬куба, который сумел из родного слова высечь искру, зажечь его, сделать достоянием высокого искусства слова, прина¬длежит всечеловеческой культуре, оставаясь в то же время глубоко национальным. Другое дело, что он больше известен в Абхазии, как, скажем, Блок и Есенин в России, Петефи в Венгрии, Бернс в Англии. А в своей широко известной книге «Последний из ушедших», основываясь на исторической, генетической памяти своего народа, он обращается к самой что ни на есть глобальной проблеме, которая не раз разрабатывалась в литературе, вообще в искусстве. Это об ответственности народов друг перед другом, будь они многочисленны или немногочисленны, о том, что грех, не в мистическом, а в чисто нравственном плане, совершенный когда-то одним народом против другого, в конце концов, возвращается, настигает и того, кто его совершил. Состоявшееся однажды нравственное падение народа впоследствии жестоко мстит за себя.

В одном из своих юношеских стихов, к сожалению, не¬важно переведённом на русский язык, поэт пишет, как юноша мчится на своём коне, чтобы догнать и поймать сорвавшуюся звезду, не дав ей упасть. В жизни поэт догнал, поймал звезду, не дать ей упасть, и понёс дальше. И теперь она светит нам с вышины светом добра, красоты и свободы.

«Стихам не должно возраст иметь», – сказал поэт.

Да будет так навеки!