Свидетель преступления

Почему граждане отказываются давать показания при расследовании уголовных дел и насколько качественно расследуются эти дела

Критика в адрес сотрудников милиции давно стала обыденным явлением. И как тут не критиковать, если практически ежедневно мы слышим о кражах и ограблениях, а уровень раскрываемости преступлений не превышает в среднем 35%. К примеру, в 2011 г. было раскрыто 371 преступление общеуголовной направленности, в том числе тяжких и особо тяжких – 132, раскрываемость составила 44,3% и 27,9% соответственно. Раскрыто 20,6% убийств, 16,7% разбоев, 48,5% грабежей, 26,1% краж. Печальная статистика… И все же, насколько оправданны обвинения в адрес сотрудников милиции в том, что они якобы не только ничего не делают, но и... способствуют росту преступно¬сти? Такие высказывания, к сожалению, тоже имеют место. Корреспондент «РА» постаралась разобраться в ситуации. При этом собеседниками-оппонентами журналиста стали министр ВД Отар Хеция, начальник Сухумского УВД Гарри Аршба, следователи (фамилии их по понятным причи¬нам не называются) и граждане, в том числе пострадавшие от рук преступников.

На днях на мой телефон поступила sms следующего содержания: «Мне нужно уз¬нать, кто самый главный вор в Сухуме. Сегодня опять пытались ко мне залезть, напуга¬ли до смерти. И это в четвертый раз! Я не сплю больше месяца, даже днем не могу – кошмары снятся!» Как потом выяснилось, такие же sms получили и другие люди из моего окружения: их разослала доведенная до отчаяния общая знакомая.

Другая женщина рассказала, как она ночью кричала с балкона, пытаясь «напугать» воров, которые нагло лезли в окно соседней квартиры. Заметьте, ни одной из них и в голову не пришло вызвать милицию. Они объясняли причину – и приезжают поздно, и пострадавших допрашивают так, будто они сами себя обокрали... То же происходит и со свидетелями. – Оперативная группа выезжает на место происшествия в течение 3–5 минут, поэтому крайне важно вызвать милицию в момент совершения преступления (сотовые телефоны сегодня у каждого под рукой), либо сразу после того, как преступники ушли, – говорит начальник Сухумского УВД Гарри Ар¬шба.

Что же касается допроса «с пристрастием»... Многие с удовольствием смотрят телесериалы «Улицы разбитых фонарей», «Тайны следствия», «Эра милосердия» и др. В них интеллектуальные или «свои в доску» сыщики и бутылочку разопьют и, не стесняясь, роман с чужой женой заведут по ходу дела, а между стаканами водки, любов¬ными похождениями и семейными разборками играючи раскроют преступление. И все потому, что граждане охотно идут с ними на контакт, не отказываются давать свидетельские показания или выступить в роли понятых. Все порой происходит, как в извест¬ном фильме: «Кто свидетель? Я свидетель! А что случилось?»

По словам Г.Аршба, много лет проработавшего в российских правоохранительных структурах, в большинстве случаев в России и есть такая ситуация со свидетелями. Но у нас она складывается далеко не «как в кино».

Итак, совершено преступление, милиция вовремя отреагировала на вызов, оперативники приступают к осмотру места происшествия и готовы к общению со свидетелями. Казалось бы, что им стоит рассказать, как все происходило, но очевидцев обычно не находится. А пострадавшие не всегда могут внятно описать нападавших. Последних понять можно, но что происходит с очевидцами криминала?

…Два года назад в районе Сухумского Центрального рынка у всех на глазах произошло убийство: человек без мас¬ки, совершив злодеяние, спокойно сел в автомашину и уехал. Всех свидетелей преступления вдруг одолели амнезия, потеря слуха, зрения или дальтонизм. Скорее всего, ими руководил страх за возможные последствия их показаний…

Еще пример. Среди бела дня грабят квартиру в многоэтажке: преступники выносят телевизоры, бытовую технику, компьютер, сумки с вещами… Все это грузят в машину, а сидящие во дворе на лавочке соседи как будто «в рот воды набрали»...

Или: в заполненной пассажирами маршрутке парень лезет в сумку женщины, все видят, но молчат... Чаще всего «легкой добычей» кар¬манников становятся отдыхающие. Зная о равнодушии наших граждан, орудующие в транспорте щипачи, не боясь, выбирают очередную жертву и на виду у всех стягивают фотоаппараты, телефоны, не говоря уж о деньгах. При этом все забывают, что курортный сезон закончится, и преступники, которым мы молчаливо потакаем, переключатся на местное население.

Такая же ситуация и с привлечением понятых: оперативникам часами при¬ходится уговаривать людей стать понятыми при осмотре места происшествия или изъятии вещественных доказательств.

– Считается, что раскрытие преступлений на 80% зависит от свидетельской базы, остальные 20% приходятся на «горячие следы» либо на случайность. Между тем, не зафиксировано ни одного случая, чтобы кто-то позвонил на установленные у министра, у всех начальников гор- и райотделов, в дежурных час¬тях «телефоны доверия» и сообщил о совершаемом в этот момент пре¬ступлении. Но будем надеяться, что такое нововведение все же себя оправдает.

Когда-то к любому постовому можно было подойти и поделиться своими опасениями по поводу подозрительных гра¬ждан и правонарушений. Работая над материалом, я задавала разным людям один и тот же вопрос: «Почему вы, являясь потерпевшим или свидетелем преступления, не обращались за помощью в милицию?» И получала, к сожалению, один и тот же ответ: «Мы ей не доверяем!» При этом люди приводили примеры, которые, по их мнению, дискредитируют деятельность правоохранительных органов.

В частности, иные граждане утверждают, что милиция знает не только пофамильно всех преступников, но и на каких участках они «работают», однако ничего при этом не делает...

Г.Аршба согласился с тем, что сотрудники знают «в лицо» практически всех преступни¬ков, но для того чтобы задержать кого-то из них, к примеру, за кражу кошелька, нужны свидетели, либо воришку надо схватить непосредственно в момент преступления. Иначе он выбросит кошелек, а наличие на нем собственных отпечатков объяснит тем, что, дескать, подобрал его с земли, а затем за ненадобностью выбросил...

«Я б в свидетели пошел, но потом тот же сотрудник милиции сдаст меня преступни¬кам», – и такое доводилось слышать.

– Не могу опровергнуть информацию о том, что кто-то кого-то сдает. Сам был свидетелем, когда во время проведения оперативных мероприятий выяснялось, что преступники были заранее оповещены о них, хотя об этом знал лишь узкий круг сотрудников, – говорит начальник УВД.

В былые времена у любого оперативника была своя агентура, с помощью которой удавалось не только раскрывать, но и предотвращать преступления. Информация о та¬ких людях была строго засекречена. Сегодня это условие не соблюдается, и поэтому граждане не идут на конфиденциальное сотрудничество.

А как вам такое обвинение: «Милиция возьмет деньги и отпустит преступника на свободу...»

– Эти обвинения не по адресу! – опровергает министр ВД О.Хеция. – Следователи отработали все версии, с трудом собрали свидетельскую базу – какой смысл это было делать, если мы, как утверждают граждане, отпускаем преступников? Напомню, что по новым УПК и УК мы не имеем права за¬держивать подозреваемого более 48 часов, в то время как следственные мероприятия (та же экспертиза) занимают несколько дней. И спустя двое суток судья имеет полное право отпустить задержанного и тем самым «подвигнуть» его на новые преступления.

По словам О.Хеция, во время суда и адвокаты, и судьи нередко оказывают давление на свидетелей, всячески ставя под сомнение их показания. К примеру, можно услышать та¬кие фразы: «А вы хорошо подумали, прежде чем это сказать?» или «А вы уверены в том, что было именно так?» Или: собрали следователи необходимые материалы для возбуж¬дения уголовного дела и вдруг выясняется, что обвиняемый серьезно болен, он инвалид и т.п... То есть грабить людей он может, а как отвечать за содеянное – так инвалид?! Приносят в суд справки об участии в грузино-абхазской войне, о ранениях, высоких наградах и прочих «заслугах», и все это судьи принимают во внимание и снижают срок заключе¬ния, а то и вовсе освобождают виновных от ответственности. Но ведь ясно, что какие бы заслуги ни были у человека, он не вправе преступать закон государства, за которое – тем более – он воевал.

Министр отрицает факты освобождения задержанных за деньги, но люди открыто го¬ворят, что давали взятки судьям, прокурорам, следователям. Не раз слышала, что попавшиеся хотя бы раз даже на мелкой краже становятся постоянными участника¬ми цепочки: виноват – не виноват. Сотрудники органов ВД задерживают «подозреваемого», но после того как родственники приносят деньги, – отпускают, т.е. он становится невиноватым. Кстати, лично ко мне приходила знакомая и просила деньги в долг, чтобы «выкупить» сына.

Любой сотрудник милиции – это прежде всего человек. В приватной беседе один из следователей рассказал мне: «Вел как-то я одно дело. Пришли ко мне родственники за¬держанного и в открытую предложили деньги, но я отказался. Потом вижу — гуляет этот пре¬ступник на проспекте... И мелькнуло в какой-то момент: ну не дурак ли я? Жена каждый день пи¬лит: ремонт надо делать, сына в вуз устраивать...».

Работа в милиции, прокуратуре и суде устойчиво ассоциируется у большинства на¬ших граждан с получением взяток. А иначе как объяснить стиль жизни ряда сотрудников этих органов: ежедневные обеды в ресто¬ранах, дорогие автомобили, наличие драгоценностей, хорошей одежды? Не на госзар¬плату же все это куплено, а скорее всего за деньги, полученные за незаконное освобож¬дение преступников и другие неправедные дела. Есть, конечно, среди сотрудников названных органов энтузиасты и альтруисты, которые бескорыстно защищают обиженных и докапываются до истины, для которых выражение «Преступник должен сидеть в тюрьме!» – жизнен¬ное кредо, но таких, увы, как мне представляется, немного.

Есть и такое мнение: «Среди следователей нет профессионалов...».

Понятно, что профессиональный уровень подготовки сотрудников отражается на качестве рассле¬дования. По словам Г.Аршба, в большинстве своем наши следователи (а это основная фигура в уголовном процессе) имеют 5-6-летний стаж, и этого вполне достаточно для работы. Тогда на чем основаны слухи об их неопытности?

Немного статистики: в 2011 г. в Сухуме совершено 248 преступлений. Из них 110 краж, раскрыто 22; 16 грабежей, раскрыто 10; 12 разбоев, раскрыт 1; 9 убийств с покуше¬нием, раскрыто 2... Результата можно достигнуть лишь при взаимодей¬ствии оперативных органов со следственными. В большинстве же случаев оперативники и сле¬дователи работают обособленно, а в итоге страдает дело. Первостепенная задача оператив¬ников – выйти на след преступника, установить свидетелей преступления, собрать ули¬ки, чтобы следователь потом, опираясь на собранные факты, провел расследование и направил дело в суд. К сожалению, нередки случаи, когда по незнанию (не исключено, что и умышленно) оперуполномоченные некачественно собирают материалы и со¬ставляют протоколы, не приобщают к делу основные доказательства, и, как следствие, прокуратура или суды могут или вынуждены оправдать заведомо ви¬новного гражданина.

По словам специалистов, чтобы стать следователем, одного диплома о высшем юри¬дическом образовании недостаточно, к тому же если он, чего уж там скрывать, приобретен за деньги, и значит, его владелец не обладает даже элементарными зна¬ниями по уголовному и уголовно-процессуальному праву, не говоря уже о криминологии и криминалистике. Но даже если это у молодого специалиста в поряд¬ке, ему необходимо пройти дополнительную подготовку, но этого у нас не делается. Многие выбирают профессию сыщика, начитавшись де¬тективов и не предполагая, какие суровые будни их ждут в реальности: домой следователь приходит поздно ночью, а уходит рано утром. Это и серьезные, иногда и физические нагрузки, и хроническая нехватка времени, и низкая заработная плата, и постоянная критика не только со стороны руководства, но и обще¬ства в целом. И конечно же, риск для жизни! Может быть, поэтому канули в лету времена, когда над каждым новым уголовным делом следователь ломал голову, взвешивал все «за» и «против», сомневался до последнего.

– Раскрытие любого преступления – процесс трудоемкий, но в большинстве случаев сотрудники милиции, к сожалению, занимаются лишь их фиксацией, для раскрытия же самого преступления мало что делается, – признается Г.Аршба.

Сегодня работа следователя нередко напоминает рулетку, а правила игры в казино известны всем – как повезет, поэтому забывается, что за каждым делом стоит человеческая судьба. В итоге так называемые «технические ошибки» могут погубить даже са¬мое простое и стопроцентное, с точки зрения расследования, дело. Есть еще и такой «вы¬ход»: отказать в возбуждении уголовного дела, внезапно приостановить расследова¬ние или вообще прекратить его за недостаточностью улик, а потом записать дело в раз¬ряд «глухарей»...

Как показывает практика, подавляющее большинство следователей не в состоянии без посторонней помощи надлежащим образом оформить нужные документы, а ведь все ошибки следствия по закону трактуются в пользу обвиняемого. Именно поэтому суды так часто возвращают уголовные дела на доработку, а иногда оправдывают на¬стоящих преступников. А в итоге получается, что у нас слабо работают все структуры.

Стоит признать, что ущербна сама система, когда в работе следователей оценивается не столько качество, сколько количество расследованных и направленных в суд дел. Поэтому также каждый следователь при первой возможности стремится уйти на повышение, а при столь стремительной текучке кадров следственные органы не слишком разборчивы в подборе новых сотрудников.

«Милиция не найдет похищенное, поэтому лучше сразу обратиться за помощью к самим ворам», – и такое мнение стало расхожим. Мою коллегу неприятно поразило, когда вполне добропорядочный гражданин, после того как ему нашли угнанную машину, пусть в шутку, но сказал: «Зачем выделять на содержание милиции более 300 млн.руб.? Давай¬те отдадим эти деньги ворам, и пусть они следят за порядком в республике...». Право же, бывает, что преступные элементы «помогают» в розыске украденного. Вот только... Обращаясь к ворам, пострадавшие не задумываются над тем, что именно последние и являются ви¬новниками их беды: обокрали – часть вещей возвратили, угнали, а затем вернули ма¬шину... Сотрудники МВД рассказали о преступной группировке, занимающейся именно такими делами: угонят, а потом находят, и не «за бесплатно», естественно. Удобный биз¬нес...

– Общество может деградировать, если преступники, «воры в законе», так называемые смотрящие становятся доверенными людьми. Мало того, иные из них сегодня баллотировались в Парламент! Ранее привлекавшийся к уголовной ответственности и находящийся под наблюдением правоохранительных органов гражданин станет принимать законы, решать вопросы государственной важности? Нонсенс! – возмущается Г.Аршба.

Он напомнил, как в 90-х годах в Государственную думу РФ прошли блатные, которые потом про¬лоббировали принятие нового УПК, абсолютно не соответствовавшего тому времени. Новым законом следователям полностью «связали руки». Нечто подобное произошло и у нас, и теперь уже мы наступаем на российские грабли...

Исходя из вышеизложенного, как видим, у граждан много причин не идти в сви¬детели. И все же – это, конечно же, не гражданская позиция!

Многие говорят, что Абхазия – это не Россия, что у нас другая ментальность: сообщать о преступлении, говорить в лицо человеку, что его сын вор или наркоман – стыдно. Кричим о порядке, требуем восстановить законность, но при этом родственники человека, совершившего тяжкое преступление, не то что от стыда сгорают, а делают все, чтобы не довести дело до суда. Если уж говорить о ментальности, то раньше в Абхазии, если человек воровал по-соседству, вся его семья изгонялась из села. А сегодня считается вполне «нормальным», когда сын (или еще хуже – дочь) приносят домой чужие вещи, и никто не спрашивает, откуда куртка, компьютер, ноутбук, мобильник или телевизор... Нередко родственники и друзья не осуждают близкого им человека, задержанного с наркотиками, а все также кивают в сторону милиции: не было, мол, у него нарковеществ. Оказал сопротивление сотрудникам – никакого осуждения. А преступник при этом становится героем дня – бывает и такое.

Так что в сложившейся ситуации виноваты не только милиция, но и все мы, рядовые граждане. Послевоенная вседозволенность привела к переоценке ценностей: для некоторых молодых людей представители криминальный среды стали авторитетами. Было и такое, когда дети на вопрос учителя: «Кем ты хочешь стать?» отвечали: «Вором в законе». – Мы пришли к тому, что у нас, как в Сицилии, начал действовать «закон абсолютно¬го молчания». Как можно говорить, что милиция ничего не делает, если именно из-за от¬сутствия свидетельской базы большинство преступников избегает наказания. Если так будет продолжаться, уровень преступности будет расти, – считает Г. Аршба.