Молитва у горы Лашкиндар

В мартовские дни 1993 года

В феврале 93-го, как и в декабре 1992 года, в Ткуарчале, как и по всей Абхазии, выпал обильный снег, сугробы были выше колена. Казалось, зиме не будет конца. Дрова у людей кончились, и беженцы первыми начали рубить полувековые клены на аллеях города. Нам, местным людям, невыносимо было это видеть. Иногда мы не могли сдержаться, ругали дровосеков, хотя понимали, насколько тяжело тем, кто бежал из своих домов, бросив все нажитое, спасая детей и стариков. Естественно, у них в деревнях были печки и камины, дрова, а в городе они попали в квартиры, которые, кроме электричества, ничем не обогревались. Им приходилось доставать «буржуйки» и топить дровами, чтобы обогреться и приготовить незатейливую пищу.

Нашим же ребятам – бойцам было еще хуже. Из-за отсутствия бензина и солярки они передвигались пешком с одной позиции на другую, третью, преодолевая сугробы, всегда мокрые часто болели. «Наши ребята» – так я называю гупцев и акуарчинцев, которые объединились в группу «Скорпион» под командованием Нодара Какубава, были расквартированы в 5-й абхазской школе города. Когда они выстраивались в школьном дворе для переклички или получения очередного задания, мы молились за каждого. Вначале их было человек 70, все красивые, крепкого телосложения и почти одинакового роста, только один был низкий, но самый шустрый, и еще трое высоких. Когда они возвращались с очередного задания, мы с тревогой смотрели, все ли вернулись, и почему-то начинали искать глазами самого маленького, потом тех троих высоких. Когда приходили без потерь – Боже, какое это было счастье!.. Мы, живущие через дорогу от школы, не ведая, чьи это дети, как их фамилии, лишь некоторых знали по именам, переживали за них, как за родных детей. Всю войну отряд «Скорпион» находился в нашей школе. После войны, когда они ушли, в классах и коридорах не было ни одной царапины. За все это время они никого не обидели ни словом, ни делом, а, наоборот, рядом с ними жилось нам комфортно и не страшно. К несчастью, их ряды почти после каждой очередной операции редели, кто-то погибал, кто-то попадал в городской госпиталь. Очевидно, грузинские оккупанты знали месторасположение отряда и часто, иногда в день несколько раз, обстреливали его. Впрочем, и весь город. В Ткуарчале находятся три здания, дорогие сердцу многих горожан. Это Дворец культуры, Администрация города и моя родная абхазская школа. Все они остались целые и невредимые, видимо, силы Всевышнего уберегли их. В абхазской школе, кстати, учились в одном классе я и мой муж Юрий Кварчия, правда, тогда еще в старом здании, которое больше напоминало казарму.

Во время обстрела все, кто жил поблизости от школы, бежали туда как в бомбоубежище. Неподалеку функционировала церквушка, где службу вел молодой священник. Русские женщины регулярно ходили мимо наших домов в эту церковь. И вдруг в один из дней обнаружили, что она закрыта, – священнослужитель, оказывается, ушел на войну. Тогда в городе не было бойца, который не мечтал бы подбить эти гадкие вертолеты, бросавшие на наши головы снаряды. Иногда вертолеты разбрасывали листовки с призывом сложить оружие, взамен нам обещали сохранить жизни. Но кто им верил?! Ни один человек не сомневался в том, что надо воевать до победного конца и что победа будет за нами. Бойцы, которые имели гранатометы, при появлении вертолетов пытались их сбить, но все было тщетно. И мой муж много раз пытался сделать это, но не удавалось. А тут наш священник сбил. Ребята кричали всем по рации: «Поп сбил самолет, поп сбил!» Это была радость на всех.

Наступил март, в воздухе вроде запахло весной, но часто дул холодный, пронизывающий ветер. Мои дети ужасно скучали по отцу, да и я тоже. Свекровь молилась по утрам и вечерам, говорила, что надо потерпеть немного, и все будет хорошо, но обстрелов боялась больше, чем дети. Однако когда ей надоело ходить в школу, в «бомбоубежище» – туда и обратно, то сказала: «Бегите сами, оставьте меня здесь, что на лбу написано, то и будет». Но в следующий раз так громыхнуло, и наш дом так затрясло, что мы еле ноги унесли и бабушку буквально утащили с собой – она нас не слушалась и сопротивлялась.

Когда все закончилось, возвращаться боялись: что мы сейчас увидим? Оказалось, что комната нашей бабушки уцелела, а во всех остальных разбились стекла на окнах, посуда в шкафах, стекла валялись даже на кроватях, на стенах выбита кусками штукатурка. Открыла холодильник, а в нем с внутренней стороны дверцы и в стенках дырки от осколков – они пробили обшивку. Снаряд, оказывается, попал в фундамент дома, поэтому он и затрясся. Слава Богу, не рухнул. Но на улице холод собачий, и дети плакали: как мы будем жить? Детей и бабушку успокоила тем, что придет папа и все починит. Говорила и думала, что обманываю их. Папу мы не видели почти месяц. Он теперь находился в отряде у Лакута Зарандия, и оттуда мы не получали никаких вестей. Чтобы я ни делала, в голове у меня был Юра, ни на минуту меня не покидала мысль о нем. Он был удивительный человек, всегда шел по жизни трудными дорогами, взваливал на себя разные проблемы. Я молилась за него, а также за ребят, которые находились вот тут, в школе. Все они могли погибнуть в любую минуту.

Оказалось, что детей и бабушку я не обманула, в тот же вечер Юра прибыл по «дороге жизни» домой. Наша семья в сборе – какое это счастье! Почему я мужа не окружала большей заботой? Четверо детей мне не давали возможности на это, на него у меня не хватало времени, а зря. Дорогие мои женщины! Берегите своих мужей! Не скупитесь на ласковые слова! Жизнь показала: когда женщина окружает своего мужа вниманием и любовью, когда она своей мудростью как бы ставит мужа на невидимый пьедестал почета, дети проникаются чувством, что их отец самый лучший. В такой семье всегда будут мир и любовь, а дети вырастут положительными. Семейный «пьедестал почета» – это великая вещь, ни один мужчина не захочет оттуда добровольно сойти. Я об этом говорю образно, но считаю, что права. Это я поняла намного позже… А сейчас шла война. В тот же вечер Юра застеклил окна в одной из комнат, и мы все вместе расположились в ней. Юра просил, чтобы я не переживала. У нас хоть есть крыша над головой, а в Адзюбже и в других деревнях сожгли дома – очень много абхазских домов сожжено. Сейчас главное, сказал он, победить, только победа и ничего больше нас не спасет. По рассказам Юры стало понятно, что будет крупномасштабное наступление, к этому готовятся, но когда оно произойдет, никто не знает. Рано утром он ушел.

15 марта 93-го в 11-часовых новостях по московскому телевидению передали, что рано утром в Абхазии началось наступление с участием всех формирований. Наши сердца замерли. Что будет? Мы, женщины, не в состоянии были заниматься никакими домашними делами, единственное – кормили детей. «Наши ребята» из школы уехали утром рано. К обеду выключился свет, и никаких новостей узнать не могли. Терпение, еще раз терпение. Вечером ребята из «Скорпиона» не вернулись, а света все не было. Ночью не спал никто. На следующий день, опять к 11 часам, в «Вестях» (слава Богу, свет дали) Сергей Бабурин в интервью журналистам сказал, что собирался в Абхазию для встречи с В.Г.Ардзинба, но поездка не состоится, потому что в эти минуты тот со своими бойцами ведёт бои по всем направлениям фронта. Мы переживали, страдали. Свет то давали, то отключали, информации – больше никакой.

17 марта вдруг включили Абхазское телевидение, показали В.Г.Ардзинба. Он был в светлой одежде, но лицо – хмурое. И когда сказал о неудавшемся наступлении, всех охватил ужас. Наше сознание не хотело это воспринимать. Слово «неудавшееся» зачеркнуло наши надежды и ожидания. Мне в тот момент хотелось кричать на весь мир, но посмотрела на детей – у них в глазах стояли слезы. «Мама, нас всех убьют?» – спросили они. «Нет! – ответила я. – Наш папа и его друзья не допустят этого, еще раз хорошо подготовятся и выгонят всех врагов. Потерпите». Они терпели как могли.

Ворота нашего дома и школьные ворота – друг против друга. Бойцов в школе не видать, где они? Соседи собрались у моих ворот и стали думать, что можем сделать, чем помочь? Одна из соседок предложила: «Давайте помолимся нашей святыне – горе Лашкиндар». Все её поддержали. Утром следующего дня вышли из домов со свечками. Собралось нас много. Идти надо было, конечно, пешком. А расстояние – не близкое. Шли молча. Пока шли через город, к нам еще присоединились люди, и колонна наша оказалась настолько длинной, что конца её не видать. Наконец, подошли к нашей святыне, с автодороги спустились на небольшую поляну. Зажгли свечи, стали молиться. Кто-то сказал, что нельзя снимать косынки во время моления, другие говорили, что все делаем правильно. Перед нами журчала Галидзга, а на другом берегу стояла могучая гора Лашкиндар – наша святыня, хранительница Ткуарчала. С нашей стороны гора была отвесная, широкоплечая, вся покрытая растительностью, а с другой стороны – пологая. На макушке горы, по рассказам охотников, лежит древний корабельный якорь. Как он туда попал? Но сейчас нас волновало не это, сейчас была война, и мы пришли просить помощи у Лашкиндар. Мы были возбуждены, кто-то плакал, кто-то просто молился, кто-то вслух рассказывал небесным силам о нашем бедственном положении. Гора как будто наклонилась вперед и внимательно слушала. В этот момент мы были убеждены, что перед нами живой и разумный организм. Даже речка перестала журчать, так казалось. Возвращались без слов, медленно. Вечером были дома. На подходе к школе заметили наших бойцов, но они были подавлены, и спрашивать о чем-либо в таком их состоянии мы не решились.

Российское телевидение сообщило о больших потерях на стороне нашей армии. Сколько матерей сейчас плачут? Сколько горя на нашей земле? Чем мы это заслужили? Разве это справедливо?

Но где-то далеко, на горизонте, мелькала победа. Мы должны были ее добыть любой ценой. Что мы, женщины с детьми на руках, могли поделать? Одна надежда на бойцов и на В.Г.Ардзинба, он что-нибудь придумает. И Бог все видит, и он с нами, говорили мы, прощаясь.

…Для меня день 15 марта трагичен и по другой причине. Спустя 16 лет, в 2009 году, мой муж Юрий Кварчия попал с тяжелым сердечным приступом в Сухумскую городскую клиническую больницу. Наши кардиологи сумели поставить его на ноги, и дело шло к выписке, как наступил этот день – 15 марта. С утра по Абхазскому телевидению шли передачи о тех трагических неудачах Абхазской армии. В палате № 6, где стоял телевизор, собрались больные. Показывали ребят – участников мартовских боев, многих из которых уже не было в живых. Юра сидел на кровати, и вдруг ему стало очень плохо. Случился второй инфаркт миокарда, и мы решили его везти в Москву. Но, как оказалось, это было началом конца его жизни.

Никого уже не вернуть – ни погибших в войну, ни умерших после неё. Но я часто думаю вот о чем. Может, ни в коем случае не предавая забвению память о наших героях, павших в тяжелейших боях за свою Родину, стараться щадить живых, прошедших все это (они ведь ныне очень ранимые), не так часто даже в памятные дни показывать надрывающие душу кадры, но больше рассказывать о созидательной жизни, в том числе о семьях, детях, матерях погибших воинов, о помощи им, поддержке, милосердии. Это будет более позитивно и жизнеутверждающе.

Это мое мнение.

Нелли БИГВАВА