МУШНИ ЛАСУРИА: «ОН ЛЮБИЛ НАШУ СТРАНУ АБХАЗИЮ»

К 110-летию со дня рождения Александра Твардовского

Однажды кто-то из великих сказал, что «память не только согревает сердца, но и рвет тебя на части». Это действительно так. Это особенно чувствуешь, когда слушаешь воспоминания о человеке, который уже ушел из жизни, великом человеке, думаешь и пишешь о нем. Когда-то я и представить себе не могла, что об Александре Трифоновиче Твардовском – авторе знаменитой поэмы «Василий Теркин», мне будет рассказывать тот, кто лично знал его, провожал в последний путь. Это тогда молодой поэт-аспирант, а ныне академик, народный поэт Абхазии Мушни Таевич Ласуриа. И, конечно, первый вопрос, с которым я обратилась к нему, касался его встреч с известным русским писателем.

– Мушни Таевич, как и когда вы познакомились с Александром Трифоновичем Твардовским?

– Мое непосредственное знакомство с Александром Трифоновичем состоялось в 1966 году. Он находился у нас в Абхазии на госдаче в Сухуме. Тариэл Аршба и я должны были взять у него интервью. Я – для газеты «Апсны Капш», Тариэл – для газеты «Советская Абхазия». Меня подвез к госдаче известный фотограф Семен Коротков. Александр Трифонович встретил нас. Я поздоровался. Он косо посмотрел на юбилейный значок Московского литинститута, прикрепленный на лацкане моего костюма. Поэт недолюбливал этот институт, так как считал, что писатель сам должен выстрадать свою дорогу, а не идти в литературу при помощи вуза. Хотя сам Александр Трифонович имел неплохую поддержку от Михаила Исаковского, признавал, что тот оказал на него большое влияние. Я представился, сказал, что я корреспондент абхазской газеты, выпускник литинститута, поклонник его таланта, что отрывки из его поэмы «Василий Теркин» знаю наизусть, и попросил разрешения с ним сфотографироваться. Он согласился. Семен Коротков нас сфотографировал. Пользуясь случаем, Семен рассказал поэту историю своей знаменитой фотографии «Мать», получившей золотую медаль в Берлине. Он надеялся, что поэт напишет на нее отзыв, но тот сразу сказал, что это не по его части.

Следующая моя встреча с Александром Твардовским состоялась в 1968 году в доме поэта Киршала Чачхалиа в Сухуме. Из молодых писателей на званый ужин были приглашены Алексей Гогуа и я. Александр Трифонович пришел с супругой Марией Илларионовной. Помню, в книжном шкафу стоял четырехтомник Александра Твардовского. Писатель сразу заметил его и с улыбкой сказал хозяину дома: «Вижу, вижу, дорогой Киршал». Завязалась интересная беседа. Александр Трифонович говорил о своем журнале «Новый мир», о предстоящих планах. В то время было противостояние между журналами «Новый мир» и «Октябрь» (редактор Всеволод Кочетов). Оно нарастало из года в год. И ЦК и газета «Правда» вмешались в него, утверждая, что нельзя допускать такую полемику. В 1968 году было 100-летие Алексея Максимовича Горького и, отмечая эту дату, редакция журнала «Новый мир» как бы отвечала газете «Правда», что Горький допускал такую полемику между журналами. Я напомнил об этом Александру Трифоновичу. Он посмотрел мне прямо в глаза и сказал: «Спасибо, молодой человек, что вы читаете наш журнал так внимательно». Литературная беседа продолжалась около часа. И тут возник спор о творчестве Фазиля Искандера, о его рассказе «Широколобый». Несколько неожиданно для нас Баграт Шинкуба, признавая большой талант Фазиля, в то же время стал высказывать некоторые критические замечания. Твардовский с женой его не поддержали. Алексей Гогуа и я также не согласились с его оценкой. Спорили страстно и долго. Такие дискуссии в литературном мире неизбежны. И этому не стоит удивляться. Каждый имеет право на свое мнение. Спустя время я понял Баграта Васильевича. Как оказалось, в тот период он работал над книгой «Последний из ушедших». Он полностью был погружен в трагические страницы истории убыхского народа и, конечно, переживал, пропуская эту боль через себя. Словом, взгляд Фазиля на все через призму юмора в тот момент был ему не совсем понятен.

– Да. Дискуссии среди писателей неизбежны. Поэма «Василий Теркин» Александра Твардовского тоже была воспринята неоднозначно, но это не умаляет ее величия.

– Да. Существует мнение, что эта поэма имеет фольклорную, частушечную основу, а война – это событие трагическое, и такое повествование о ней неуместно. К примеру, известный литературовед Вадим Кожинов критически относился к ней. Аналогичное мнение высказывает об этой поэме и известный поэт и переводчик Наталья Ванханен. Лично я думаю, поэма состоялась, это своего рода памятник Великой Отечественной войне.

– Я знаю, что Анна Ахматова тоже не восприняла ее как нечто грандиозное.

– Тем не менее, Александр Трифонович очень ценил Анну Ахматову.

– Мушни Таевич, какое впечатление Александр Твардовский произвел на вас?

– Более десяти лет я находился в Москве на учебе, и не только.

В то время, в 60 –70-е годы я знал многих русских поэтов, одних лучше, других издалека, посещал основные литературные вечера, как член Союза писателей имел доступ в Центральный дом литераторов – главный писательский дом страны. Тогда в поэзии царствовали поэты-эстрадники Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Белла Ахмадуллина, Роберт Рождественский, Римма Казакова и другие. Их книги выходили большими тиражами, а достать их было трудно. Эти поэты пользовались огромной популярностью. Помню, например, как в 1962 году во время выступления Евгения Евтушенко на площади Маяковского из-за огромного количества собравшихся людей в течение нескольких часов была перекрыта улица Горького в Москве. И таких случаев было немало.

К этим поэтам-эстрадникам, конечно, не имел никакого отношения Александр Твардовский – продолжатель традиций творчества таких русских классиков, как Александр Пушкин, Николай Некрасов. Может быть, это последний великий русский поэт 20 века. Так считаю не только я. В свое время и Иван Бунин, лауреат Нобелевской премии, прочитав «Василия Теркина», отмечал, что поэт создал такой памятник, который обессмертил его имя. В письме из Парижа писателю Николаю Телешову от 10 сентября 1947 года он писал: «Я только что прочитал книгу А. Твардовского «Василий Теркин» и не могу удержаться – прошу тебя, если ты знаком и встречаешься с ним, передать ему при случае, что я (читатель, как ты знаешь, придирчивый и требовательный) совершенно восхищён его талантом, – это поистине редкая книга. Какая свобода, какая чудесная удаль, какая меткость, точность во всём и какой необыкновенно народный, солдатский язык – ни сучка, ни задоринки, ни единого фальшивого, готового, то есть литературно-пошлого слова!»

Эта оценка была дорога Александру Твардовскому. Впоследствии он написал предисловие к собранию сочинений (в девяти томах) Ивана Бунина. Оно называется «О Бунине». Однако важно отметить, что в данном случае это искреннее восприятие творчества Ивана Бунина, а не как иной раз бывает: тебя похвалили, ты похвалил. Они были равновеликими писателями, классиками русской литературы, их гениями.

Так что Александр Твардовский, автор великой поэмы «Василий Теркин» еще при жизни стал легендарным, ему не нужно было никакой шумной славы.

Помните строки Бориса Пастернака:

Цель творчества – самоотдача,

А не шумиха, не успех.

Анна Ахматова, Александр Твардовский, Константин Симонов, Николай Заболоцкий и другие мастера слова в отличие от поэтов-эстрадников не были модными, редко выступали перед широкой аудиторией, им это было чуждо. Это не только замечательные писатели, но и образованнейшие люди своего времени, своей эпохи. Например, Александр Твардовский в 1939 году окончил один из лучших тогда вузов – Московский институт философии, литературы, истории. Кстати, в том же году его выпускниками стали два наших выдающихся земляка – Аслан Тамшугович Отырба и Георгий Алексеевич Дзидзария. Не раз в студенческие годы им удавалось слушать стихи уже тогда широко известного молодого поэта, друга – Александра Твардовского. Это был не только выдающийся писатель, но и хороший человек, полный достоинства и скромности, искренний и открытый. Я уважал Александра Трифоновича за то, что у него были свои принципы, от которых он не отступал. Его отличало повышенное чувство ответственности. В его журнале не было пустых, случайных страниц, потому что он мог отказывать в публикации неумелым авторам. Умнейшие интеллигентные статьи воспитывали нас, тогда молодых, делали людьми принципиальными, патриотами. Словом, журнал «Новый мир» играл большую роль в литературной жизни страны, да и общественной тоже, в формировании лучших писателей. Для меня Александр Твардовский был культовым поэтом.

– Как известно, у Александра Трифоновича немало престижных премий и наград. Однако его путь писателя не всегда был устлан ковровой дорожкой.

– Да. Это так. Особенно тяжелыми были последние годы его жизни. Его сняли с работы, с должности главного редактора журнала «Новый мир». Он был выведен из состава ЦК. Ближайшие поклонники его таланта отстранились от него. Причиной было либеральное направление журнала. Существуют архивные документы о том, как его осуждают. А ведь это какая величина! А судьи кто? К слову, в свое время была забавная карикатура, на которой Лев Толстой изображен огромный, как утес, а Николай Второй, как гном: «Кто разрешил вам до таких масштабов вырасти?» Неординарной личности всегда приходится нелегко. К сожалению. И это отражается на здоровье.

Баграт Васильевич, который очень дружил с Александром Трифоновичем, позвонил мне осенью в 1971 году. Приезжая в столицу, он часто останавливался в гостинице «Москва». Мы встретились. Баграт пришел с подавленным настроением от Александра Твардовского, сказал, что он в тяжелом состоянии. Мы помолчали. Принять это было трудно. И особенно было больно за него, что в это время он был одинок и забыт.

– Кто из Абхазии присутствовал на прощании с Александром Твардовским?

– Я был один из Абхазии. Мне очень хотелось, чтобы здесь был и Баграт Шинкуба, но он, к сожалению, не смог приехать. Александра Трифоновича не стало перед Новым годом. Хоронили его как опального поэта. Гроб с телом покоился в ЦДЛ, а туда могли пройти только писатели, по удостоверению члена Союза писателей. Тысячи и тысячи людей, желавших проводить в последний путь любимого писателя, туда не пускали. Не пускали и на Новодевичье кладбище, где его должны были предать земле. Мороз. Снег. Холод. Последние минуты прощания. Александр Солженицын перекрестил Александра Твардовского. По толпе пронесся шепот: «Солженицын приехал, Солженицын приехал». Я тогда впервые увидел Солженицына. И я подошел, взял горсть земли и бросил в могилу со словами на абхазском языке: «Царствие небесное. Пусть земля будет пухом».

Помню, рядом была могила умершего осенью всем известного Никиты Хрущева, тогда еще без памятника, е простой табличкой: Н.С. Хрущев. Это после на этом месте появился памятник Эрнсту Неизвестному.

– Мушни Таевич, что вы вспоминаете в первую очередь, когда речь заходит об Александре Трифоновиче?

– Как он читал свои стихи. Я слышал это только один раз. Однажды в ЦДЛ, где проходила его встреча с литературной общественностью. Я сидел в первых рядах. Помню, как он читал отрывок из поэмы «Василий Теркин» легко, искренне, самозабвенно, как аплодировал ему зал. И на фоне этого гениального выступления все эти чтения стихов поэтов-эстрадников, их выкрутасы, не значили ничего. Это было удивительно.

Переправа. Переправа!

Пушки бьют в кромешной мгле.

Бой идет святой и правый,

Смертный бой не ради славы,

Ради жизни на земле.

– Мушни Таевич, вы переводили произведения многих замечательных поэтов русской и зарубежной классики. А Александра Твардовского? Звучит ли он сегодня на абхазском языке?

– Я очень люблю творчество Александра Твардовского. Я перевел большой отрывок из поэмы «Василий Теркин». Он вошел в мой сборник переводов стихов разных поэтов на абхазский язык «Песня поколений», изданный в 1984 году.

– Однако вы не продолжили работу над этой поэмой. Почему?

– Как говорил в свое время сам Александр Трифонович Твардовский, «Книга про бойца» – «Василий Теркин» вобрала в себя и лирику, и публицистику, и анекдот, и присказку, разговор по душам и реплики к случаю – многообразие поэтических форм общения с читателем. В переводе я старался сохранить все изюминки творчества этого замечательного писателя, как можно ближе приблизиться к оригиналу, передать ритм, легкость, искренность, открытость. Почему я не пошел дальше? Трудно поддавались переводу юмор, пронизывающий всю поэму, особенности народного фольклора. Тем не менее, считаю, у меня что-то получилось. Однако, к сожалению, продолжить, довести до конца эту работу я уже не смог, так как были и другие творческие планы, требующие реализации.

– Можно говорить об особом отношении Александра Трифоновича к Абхазии?

– Да. Конечно. Он любил нашу страну, ее людей, часто бывал и работал здесь над своими произведениями. Он интересовался историей, культурой, традициями абхазского народа, устным народным творчеством. Для Александра Твардовского был очень дорог дом Дмитрия Гулиа, где он бывал с Багратом Шинкуба. Его волновало все, что происходило в Абхазии. Вообще, таких людей, таких больших писателей, как Александр Трифонович Твардовский надо вспоминать чаще. Его жизнь – пример беззаветной любви и служения своему отечеству.

– Спасибо, Мушни Таевич.

Интервью вела Лейла ПАЧУЛИЯ

Фото С. Короткова. Сухум, 1966 г.