СЕМЕН ВЯЧЕСЛАВОВИЧ ГРИГОРЬЕВ

В одном из номеров глянцевого журнала «Леди-босс» несколько лет назад было опубликовано интервью Заиры Цвижба под рубрикой «Джентльмен номера». Сегодня, к юбилею первого Посла России в Абхазии, газета «Республика Абхазия» предлагает своим читателям отрывки из этого интервью и фотографии, которые нам предоставил Сергей Шамба (его воспоминания о С.Григорьеве читайте в этом номере).

– Семен Вячеславович, Вам интересно работать в Абхазии?

– Ну конечно. Если бы не было интересно, приложил бы все усилия, чтобы не работать.

– Насколько работа здесь отличается от Вашей прежней работы в Афганистане, Таджикистане, Иране?

– Отличается принципиально, потому что это страны с широким международным признанием, с большим, активно работающим дипломатическим корпусом. Там много посольств, представительств, международных организаций. И практически каждый день какие-то мероприятия в дипкорпусе проходят. Приемы, встречи, беседы… Поэтому это отнимает большую часть времени.

– Нагрузки больше?

– Не могу сказать, что больше, она просто другая. А здесь отсутствие дипломатического общения компенсируется общением с местными политиками, простыми жителями, друзьями. Поэтому трудно сказать, что интересней, но ещё раз скажу, что мне здесь – интересно.

– В продолжение Вашего ответа – мой следующий вопрос. Вы бываете практически на всех массовых культурных мероприятиях, которые проходят в Абхазии. Это входит в обязанности Посла или это личный интерес? Спрашиваю потому, что иногда в Абхазии может быть скучно, если нет большого круга друзей или родственников. Эти культурные мероприятия – тоже редкость.

– Я бываю, конечно, не на всех мероприятиях. На официальных я бываю по приглашению руководства. Но это важная представительская функция. Я же бываю на мероприятиях не просто как Семен Григорьев, а как представитель Российской Федерации, что придаёт, наверное, помимо моей воли, этому мероприятию более высокое значение. В целом мне скучно не бывает, потому что всегда не хватает времени для работы. И когда вечером нет каких-то мероприятий я, как правило, сижу в кабинете и работаю с бумагами, что-то читаю, что-то пишу…

– Я знаю, что в Абхазии к Вам относятся хорошо, с почтением…

– Спасибо.

– И знаю, что многие приходят за помощью, и Вы всем помогаете. Это трудно делать в условиях Абхазии?

– Иногда бывают вопросы, которые удаётся решить одним телефонным звонком. Бывают проблемы, которые мне не удаётся решить годами. Из-за бюрократизма.

– Проблемы как-то классифицируются или это может быть любая проблема?

– Это может быть любая проблема, любое дело. Как правило, они связаны или с недвижимостью, или с бизнесом.

– Приходят к Вам за поддержкой люди не русской национальности?

– Конечно. Абхазов приходит, наверное, не меньше, чем русских…

Приходят местные люди и по жилищным делам. Мы – Посольство Российской Федерации, поэтому обязаны защищать интересы граждан Российской Федерации. Вы же тоже гражданка Российской Федерации? И если ко мне придёте, также буду защищать ваши интересы. Правда, некоторые абхазские чиновники начинают при этом спорить, что это гражданин Абхазии, поэтому они сами решат его вопросы. Я говорю: извините, он же и гражданин Российской Федерации тоже!

– Скажите, а ощутимы ли изменения в Абхазии, произошедшие за время вашего пребывания в ней?

– Ну, конечно, ощутимы. Я в первый раз после большого перерыва приехал сюда весной 2008 года, ещё до признания. То есть уже шесть лет прошло с тех пор. Изменения и визуальные, и политические, и экономические – налицо.

– Кстати, в 84-м году Вы в Абхазии по каким делам были?

– Отдыхал.

– А почему избрали профессию дипломата?

– В школе я любил математику и географию… А когда дело дошло до поступления, мне старшие друзья, которые закончили МГИМО, советовали пойти не на экономическое отделение, а на востоковедческое. И я об этом, конечно, совершенно не жалею, потому что восточные страны – это отдельный мир, и я благодарен судьбе, что долгое время мне пришлось работать в них.

– А с языками как у Вас?

– Нормально. Я до сих пор говорю свободно на персидском языке. Я в Иране жил семь лет, и дошёл до такой «кондиции», что на пятом-шестом году мне уже сны снились на персидском. А говорят, что это признак наиболее глубокого проникновения в язык…

Семья у меня военнослужащая в большинстве своём. Наверное, на мне и моём брате эта военная традиция закончилась, хотя я, как и мой отец, государственный служащий. По военной части в семье были люди почти выдающиеся. Это, к примеру, мой родной дедушка по материнской линии, генерал-полковник Семен Никифорович Перевёрткин. Он прошел всю Великую Отечественную войну и в должности командира корпуса брал Берлин, а известные Егоров и Кантария были его бойцами. Кстати, я сейчас показываю всем фотографию (российский Посол показал и мне висящую на стене в его кабинете фотографию. – З.Ц.). Это 60-й год, село Джгиарда, в центре – мой дед родной. Рядом с ним Мелитон Кантария, который пригласил своего военного командира через пятнадцать лет после Победы приехать в Очамчырский район. Эту фотографию мне принесли в 2010 году после того, как на своём юбилее показывал здесь, в Абхазии, по телевидению свои семейные фотографии. Люди увидели деда и пришли ко мне, говорят: «У нас в семье есть фотография твоего деда в Джгиарде». «Не может быть! – возражаю. – Где Джгиарда и где мой дед…». А он в то время был очень высокопоставленным человеком – первым заместителем министра внутренних дел Советского Союза. И вот они принесли мне эту фотографию, раньше мне не известную.

Отец мой всю жизнь прослужил во внутренних войсках, работал в милиции, к сожалению, его нет в живых... Мама до пенсии работала экономистом…

Наши обе страны находятся в таком состоянии развития, что многое зависит от мудрости правителей. Это в Люксембурге или Швейцарии человек может себе позволить не знать, кто является президентом его страны, и это ему совершенно не мешает жить. А у нас, к сожалению, политизированные страны, политизированное общество, а когда очень много зависит от политики, тогда могут происходить такие человеческие катастрофы, как то, что сейчас происходит на Украине. Казалось бы, кто мог подумать (мы с вами договорились не говорить о политике, но это не политика, это человеческая жизнь), что там будет, как когда-то в Абхазии: не пускали мужчин от 18 до 60 лет, выгонять людей, не пускать журналистов. Я не говорю сейчас конкретно об одной из сторон. Я как дипломат вынужден думать о каких-то геополитических причинах, последствиях, но... как много и у меня друзей, родственников живёт на Украине!.. Возвращаясь к вашему вопросу, что делать, чтобы это не разрушилось… Надо, наверное, снижать зависимость нашей жизни от политики. А это можно делать только с развитием прямого общения… Что сделал бывший президент Грузии за пять лет со своей страной? Он практически лишил молодежь знания русского языка, а это удар очень сильный. Практически поколение выбито из общения. И сейчас это восстанавливать очень сложно, и вопрос, можно ли это восстановить. Поэтому язык, человеческие контакты, дружба, поездки взаимные – это то, что может создать материю сотрудничества (есть у дипломатов такое выражение), страховую сетку, которые не смогут порваться независимо от любых ситуаций и шагов руководства.