ПЬЮ ГОРЕЧЬ ТУБЕРОЗ…

Накануне празднования 75-летия Великой Победы я невольно думаю о человеке, которого мне довелось знать очень хорошо с раннего детства.

Георгий Иванович Продан. Так его звали. Это был скромный человек, старый сухумчанин, по возрасту он был чуть старше моего отца, участник Великой Отечественной войны. Воевал по-настоящему, но никогда этим не бравировал. К сожалению, у меня нет его фотокарточки. Но есть потрясающее чувство благодарности – за все, из чего складывался праздник моего детства.

Я отчетливо помню свое первое осознанное знакомство с дядей Жорой.

Он был скелетообразно худ, каждый день менял помятые, давно вышедшие из моды костюмы, сплетал ноги, когда садился выпить чашечку кофе и побеседовать с моей бабушкой о политике.

Бабушка его очень уважала. В городе его считали человеком со странностями. Возможно, причиной тому было перенесенное им на войне. В свое время он окончил три вуза, был женат, имел дочь…

Но все это осталось для него в прошлой жизни. В этой жизни дядя Жора себя не нашел. Он слонялся по знакомым из своего прошлого, пил кофе с людьми, которые вряд ли могли оценить его острый, не нашедший применения ум, а поздним вечером возвращался домой – к своим мыслям, к своим старым матери и тетушке, которые души в нем не чаяли.

Поначалу меня удивляло, как это он может пройти мимо меня на улице, не заметив. Он был просто погружен в собственные размышления, ему не было дела до окружающих, он жил в своем мире, разговаривал сам с собой.

У него был огромный дом на горе. Рядом был дом его родного брата – капитана дальнего плавания, тоже участника Великой Отечественной, героя-орденоносца Теодора Ивановича Продана. Все в этом доме, показавшимся мне немного сумеречным, было для меня новым. Хозяин как раз был со своей семьей дома, что случалось не часто. Большую часть жизни он проводил на корабле.

Помню, как капитан взял меня на руки, чтобы я получше разглядела шкуру леопарда, висящую на стене, и я без раздумий засунула руку в разверстую пасть.

Это было вечером того же дня, когда мы вместе с папой и дядей Жорой впервые для меня поднялись на ближние горы. Уже к середине дня зимой солнце светит как-то печально, и я даже теперь – много лет спустя – помню поразившие меня кусты с ягодами то ли дикой хурмы, то ли шиповника и длинные тени деревьев на траве.

С тех пор мы с дядей Жорой стали друзьями. И меня даже перестали смущать его бесконечные – и почти во всех случаях провальные – прожекты. Он постоянно экспериментировал. Уверив самого себя в целебном воздействии топинамбура на организм человека, он взялся готовить какие-то снадобья для легковерных знакомых. А однажды придумал какой-то невероятный рецепт айвового варенья.

Но, между прочим! Он первым в Абхазии превратил большую часть своего участка в плантацию киви. В те времена этот фрукт у нас еще не выращивали и (смею предположить!) даже не слышали о нем.

Но самое яркое впечатление на меня произвела история с туберозой. Именно так он называл диковинный цветок, изысканный, на высоком стебле, источающий нежнейший аромат. Раздобыв где-то несколько луковиц, он загорелся идеей разбогатеть, выращивая туберозу в планетарных масштабах. Первый (а может быть, единственный?) полураспустившийся экземпляр он подарил нам.

Каждый год дядя Жора приносил мне к Новому году елку, и она стояла до дня моего рождения 28 января. Это было удивительное время: вечерами я зажигала на елке лампочки и в полумраке кружилась по комнате, воображая себя великой танцовщицей.

Однажды дядя Жора явился к нам 31 декабря без елки. По его лицу было понятно, что он отчаялся ее добыть, а до полуночи оставалось всего несколько часов. Оказалось, чтобы предотвратить истребление елей, в лесу выставили дежурных…

В то время экологические проблемы меня еще не волновали. Я не плакала, но была расстроена. Три дня дядя Жора не появлялся. Не помню, сердилась ли я на него. Скорее всего, нет. Просто страдала.

И вот 3 января распахнулась дверь в прихожей, и в дом шагнула юная пушистая пихта. А вместе с ней долгожданное ощущение волшебства.

***

Дядя Жора ушел из жизни уже много лет назад. Когда это произошло, я поняла, что от человека, с которым в моей жизни связано так много чудесного, у меня ничего не осталось, и стала искать маленькую черно-белую открытку с видом одного из царских садов Петербурга. Он однажды написал мне на ней пожелания ко дню рождения. И я нашла ее в груде семейных фотографий.

«Юлька! – было написано на открытке, – С днем рождения! Всегда будь выше других – и в большом, и в мелочах». Что имел в виду этот удивительный человек, так мало обласканный судьбой? Был ли он счастлив?

Мне почему-то кажется, что был, – в своей любви к миру, который он видел несколько иначе, чем мы, простые обыватели.

Юлия СОЛОВЬЕВА