ВЛАДИМИР ЛЕВИНТАС: «Я ПРИШЕЛ НА ПЕПЕЛИЩЕ, СТОЯЛ И ПЛАКАЛ…»

Военное время 1992-1993 гг.

(Окончание. Начало в № 108)

Много чего было в войну. Как-то к нам в квартиру вломился целый взвод сванов. Мгновенно разбежались по всем комнатам в предвкушении что-либо стащить. На моих глазах, не стесняясь, забрали несколько бутылок коньяка, сгущенку, залезли в шкаф, где я хранил около 30 тюбиков масляной краски для живописи, купленных на складе Союза художников накануне войны. Когда они убрались, ни одного тюбика краски в шкафу не оказалось. Пропали и многие вещи домашнего обихода. Но мне было жаль не коньяк, а краски.

Был и такой случай: тетя нашего зятя попросила починить замок в доме. Я приехал на велосипеде, поднялся в дом и увидел книжные полки с Пушкиным, Лермонтовым, Горьким… А внизу шкафа лежали альбомы по истории Абхазии. Попадись они в руки грузин – хозяевам верная смерть. Я сложил их на дно своего рюкзачка, в котором привез инструменты, сверху положил несколько томов Пушкина, Есенина, Гоголя, а еще сверху привязал банку греческих маслин, которые дала мне родственница. Ковыряюсь с замком, вдруг на балкон заходят пятеро парней, высокие, все в черной форме – грузины. Спрашивают, кто я и что здесь делаю. Отвечаю: «Сухумчанин, по национальности – израильтянин, чиню замок по просьбе хозяйки». Говорят: «Кончай работу, мы здесь будем жить, замок нам не нужен. А что у тебя в рюкзаке?» Объясняю, что хозяйка дала за работу несколько томиков Пушкина, Лермонтова, Горького и банку маслин». «Маслины нам самим пригодятся,– говорят, – а русские книги нам не нужны». Отдал им маслины, сполз с балкона по лестнице и поскорее покатил домой, радуясь, что сохранил альбомы об Абхазии. О том, что был на волоске, и не думал. Много раз за эту войну жизнь подвергалась смертельным рискам.

Во время войны я был свидетелем того, как в Сухуме горели Государственный архив, здание АбНИИ на набережной, и как его сотрудник Николай Шенкао бросился, чтобы спасти хоть что-нибудь, и грузинские вояки прострелили ему ноги. Я видел, как горел кинотеатр «Апсны», как снимали двери с другого кинотеатра, как караваны фур увозили в Грузию награбленное в Абхазии имущество заводов и фабрик, мирных жителей городов и сел. Однажды видел, как в вагон электрички заталкивали… корову.

Я видел, как, сделав два залпа по абхазским позициям, грузины разворачивали свои танки и грады и били по городу, а потом трубили во всех СМИ, что это абхазы бьют по своей столице.

Однажды в дом, где жила семья Ашота Гарибяна, постучали. Хозяин вышел на крыльцо, у ворот стоит группа солдат, требуют открыть ворота. Ашот взял в руки охотничье ружье и пригрозил: «Кто войдет – стреляю». Ушли. Через час возвратились на танке и снарядом разнесли весь армянский дом. Ашот погиб.

С Юрием Вороновым мы дружили много лет. Завоеватели его тогда называли «главным противником» Грузии. Как-то звонит мне тетя Катя – Юрина теща, мама Светы – и говорит, что были в Юриной квартире грузинские гвардейцы и все расстреляли: мебель, телевизор, посуду… Беру фотокамеру, вспышку и бегу к Вороновым. В доме – две интеллигентные женщины (обоим за 70), тетя Катя и Светина тетя – Ольга Николаевна Хочолава – известный преподаватель музыки. С ними и воевали доблестные грузинские «рыцари». В квартире все вверх дном. В окнах и стенах пробоины от автоматных очередей, мебель, посуда – вдребезги. Книги и документы на полу. Я все отснял, беспокоило лишь одно: чтобы не заметили вспышки фотоаппарата посторонние и не донесли бы. Но все обошлось. При оказии отослал Юре негативы. Материалы вышли в его «Белой книге Абхазии», изданной в Москве в 1993 году. Значимость этой книги, в которой собраны документы, материалы, фотографии, личные свидетельства очевидцев и потерпевших, касающиеся войны в Абхазии, переоценить невозможно. Незадолго до этого нашествия в квартиру Вороновых я по просьбе Юры забрал из их квартиры все его археологические наработки, свернутые в рулоны кальки и миллиметровки, а также видеомагнитофон и телевизор. Спрятал дома под диван, и все это, к счастью, сохранилось.

Как-то меня попросил зайти директор Абхазского музея, мой давний знакомый Александр Миктатович Тария. Он волновался, что делать с золотыми экспонатами музея (монеты, артефакты, оружие, инструменты и др). В музей уже забирались через люк от украденного кондиционера. Поразмыслив, мы все это богатство истории спрятали в большой несгораемый сейф в кабинете директора, а сам кабинет до дверей завалили всякого рода рекламными щитами, мебелью и другой утварью. И несмотря на то что грузинские «вояки» еще несколько раз грабили музей, вынесли старинные ружья, народные музыкальные инструменты, сабли, пистолеты, до сейфа они так и не добрались. А в самом конце войны в квартиру Тария, где он жил вдвоем с женой, ворвались грузинские гвардейцы, избили их и, затолкав в ванную, закрыли дверь. А на балконе установили пулемет и какое-то время отстреливались от наступавших абхазских войск. Когда все стихло, Александр Миктатович (а им с женой к тому времени было уже за 70) выбил ногой дверь. В город входили передовые отряды абхазских войск.

Но это было уже потом. А в конце сентября 92-го года меня пригласила к себе в кабинет Лана Прокофьевна Кецба, занимавшая пост министра культуры в военной Абхазии. Она попросила меня временно стать директором Абхазского гостеатра, поскольку его директор Нурбей Камкия – абхаз, и ему угрожает опасность. Я согласился, поскольку хорошо знал Нурбея, он был дядей нашего зятя Адамура Шармат, и еще потому, что хотелось попытаться что-нибудь спасти, сохранить в этом центре абхазской культуры. Придя наутро в театр, увидел ужасающую картину: нижнее фойе и гардероб превращены в солдатский туалет. В свисающие гирлянды огромных люстр-красавиц накидана обувь из костюмерной, на полу осколки от люстр богемского стекла. Шеварднадзевские «гвардейцы» упражнялись в «стрельбе» обувью по люстрам. По всем лестницам размотана лента от магнитофонов. На всех балконах выкручены лампочки, в художественном цехе нет ни одной банки краски, нет кистей. Собрал коллектив, представился, поставил задачу: всё убрать. А через неделю в западную стену театра, как раз под круглое окно над партером, попал снаряд «Града». У Абхазской армии тогда еще такого оружия не было. Кирпичная стена толщиной в 1 метр прогнулась, но не рассыпалась. Весь партер и балконы были в пыли. Целая неделя ушла на уборку театра.

Работая в театре, мы много раз являлись свидетелями варварства грузинских военных. Вот один из примеров. Находясь в фойе, я услышал шум и грохот со стороны фонтана. Выглянул и оторопел… Напротив центрального входа в театр стоял танк Т-76 и наводил ствол на арку с цветными витражами, выходящими на набережную. Сломя голову выскакиваю через служебный вход и несусь к танку. Стучу по броне, кричу. Откидывается люк, показался парнишка лет 22. Заглушили двигатель, парень спрыгнул с брони, высокий, в шлеме, глаза, вроде бы, не злые. Говорит, мы хотим разнести вдребезги этот абхазский театр. Делаю удивленный вид: «Какой абхазский?! Это грузинский театр, и на днях приезжает грузинская труппа, будут играть спектакль для воинов грузинской армии». Спрашивает, кто приезжает? Пришлось придумывать, что приезжает из Тбилиси театр имени Марджанишвили и с ним оркестр Бубы Кикабидзе. Упоминание о Бубе возымело действие. «Ладно, – говорит танкист, – а нам сказали, что это абхазский театр».

А однажды утром к служебному входу театра, что по улице Пушкина, подошла группа хорошо одетых людей. Среди них я, действительно, узнал артиста Бубу Кикабидзе, который, рассматривая пробоину в стене, сказал, усмехаясь: «Что, абхазцы бьют по своему театру?» Ах, как хотелось сказать, чей это был снаряд!..

Позже в крышу над сценой попал минометный снаряд 120-мм калибра, прилетевший из Келасури. Разнес крышу почти на 10 кв. метров. Пришлось собрать группу ребят и срочно перекрыть крышу – начинался сезон дождей.

…Оказалось, что о войне я многое и хорошо помню.

О войне можно рассказывать бесконечно. Но все равно всего не скажешь...

Владимир ЛЕВИНТАС

г.Тверия, Израиль

24.09.2019г.