ГОРДОСТЬ ЗА ОТЦА

АИААИРА – 25

Война раскрывает лица героев. В Абхазии почти в каждой семье есть герой, человек, которым будут гордиться всегда. Вот и я не исключение. Да, по абхазским канонам нескромно восхвалять родного отца. Однако в моей памяти папа навсегда останется героем, доблестным воином, огромный потенциал которого раскрыл трагический 1992 год.

Отец не любил говорить о войне. Хоть он был твердым и бесстрашным человеком, но я замечала, что ему тяжело говорить о войне, особенно о друзьях, которых он потерял. Но кое-что я все же смогла у него разузнать.

Папа так начал свой рассказ…

– 14 августа 1992 года я помню отчетливо. Как обычный летний день, он был жарким и солнечным. А в деревне лето иное… Я люблю крестьянский быт: возиться в огороде, сажать овощи, ухаживать за садом, пропалывать будущий урожай… Этот день был обычным. Весть о начале войны там и застала меня. Раздумывать мне не пришлось. Я знал, что обязан защищать Родину. Пришел домой, переоделся, взял свое ружье, с которым ходил на охоту, и направился к ребятам. Вначале я даже не представлял, сколько эта война может продлиться, день, месяц или год. Я знал только одно, сколько бы она ни шла, мы должны, не жалея себя, добывать победу. Мы знали, что правда за нами.

В начале отец воевал в составе Кутолской группы «Дельфин», однако вскоре вступил в ряды Тамышской разведгруппы «Катран». Именно там он познакомился с будущим Героем Абхазии Славиком Кучуберия, который сегодня вспоминает об одной из операций, где участвовал мой отец:

– Мы знали, что в селе Тамыше остались мирные жители. А ситуация вокруг этого села была очень напряженной. Все чаще ожесточенные бои завязывались там. Мы понимали, что жизнь людей в опасности, было принято решение вывезти их в безопасное место. В то время у нас в группе было всего 14 автоматов. Оружия катастрофически не хватало. Однако ждать было нельзя. Тут каждая минута дорога. Ночью в составе 30 человек мы отправились в село. Оставшихся в селе людей найти было трудно, они прятались кто где мог. Но мы нашли около 70 сельчан. Затем, примерно в 2 часа ночи, вместе с ними направились в безопасное место: в школу поселка Ануарху. Чтобы добраться до места, нужно было перейти трассу. Когда мы подошли к ней, примерно на расстоянии 100 метров от дороги услышали голоса. Это могла быть засада. Причем неизвестно сколько там было врагов. Конечно, мы могли оказать сопротивление, отстреливаться, но в таком случае были бы жертвы. Рисковать было нельзя. Ведь на кону были жизни женщин, детей, стариков. – Знаешь, продолжил Славик Кучуберия, – я никогда не забуду героический поступок твоего отца Гурама Чагава. Он сказал: «Подождите, ребята, я пойду, проверю дорогу, выясню, сколько их и можно ли идти дальше». Затем начал снимать с себя разгрузку и автомат. Я удивленно спросил: «Что ты делаешь, Гурам?» Он ответил: «Я – один, и не знаю, сколько их там. Ведь особого сопротивления большому количеству врагов оказать не смогу. Если меня убьют, то заберут мой автомат. А так они просто меня убьют, а оружие останется у вас». И он ушел. Его не было более часа. Ползком он вернулся обратно и сказал, что можно двигаться дальше. Мы спокойно перешли дорогу и доставили мирных жителей в убежище. Гурам рассказал, что выйдя к трассе, увидел засаду, спрятался и ждал ухода врагов. Потом оказалось, что грузины под утро ушли отдыхать. Когда Гурам убедился, что жизни людей ничего не угрожает, он вернулся к нам.

Про этот случай мне отец никогда не рассказывал. А когда я ему его пересказала, папа тихо ответил: «А что тут особенного? Так поступил бы каждый».

Этого принципа отец придерживался не только в войну, но и в повседневной жизни. Даже после окончания войны папа не снял военную форму и каждый раз ходил на работу в штаб Восточной группы войск, как на парад.

Его начальник, Герой Абхазии, кавалер ордена Леона Владимир Ануа тоже поделился своими воспоминаниями о нем.

– Во время исполнения служебных обязанностей Гурам не раз получал травмы, мог бы уйти на пенсию по состоянию здоровья. Но никогда даже не думал об этом. Всегда был рядом с бойцами в нужное для страны время. Сегодня, вспоминая Гурама, хочу отметить его героизм. Несмотря на то что он не был крупного телосложения, всегда мог дать отпор любому врагу, потому что был уверенным в себе и целеустремленным. Во время войны в батальоне все относились друг к другу, как к самому себе. Гибель каждого бойца Гурам переживал, как личное горе. Из всех ситуаций он старался выйти с минимальными потерями среди личного состава. Мы неоднократно взрывали пешеходные и железнодорожные мосты, чтобы затруднить путь врагу. И Гурам принимал участие во всех операциях по взрыву мостов.

Об одном таком случае отец рассказал мне сам.

– Нам стало известно, что к утру грузины будут провозить через мост, расположенный неподалёку от Тамыша, технику и боеприпасы. Мы понимали, что этого допустить нельзя. Решили взорвать мост, и желательно во время проезда грузинских колонн. Я вместе с четырьмя ребятами отправился ночью на операцию. Погода была плохая, шел ливень, дул сильный ветер, вода в реке бушевала. Тем не менее мы забрались на мост, заложили взрывчатку, привязали к ней прочную нить, отошли на безопасное расстояние и приготовились к появлению врага. И вот вдали появилась первая колонна. В нужное время мы потянули за нить, но вместо взрыва вытянули ее порваный конец. Позже выяснилось, что веревку порвал шторм. Но мы не намерены были отступать. Стало светать, и снова всем составом забраться на мост незамеченными было невозможно. Я принял решение идти в одиночку. Приказал ребятам взорвать мост после того, как дам условный знак, то есть махну рукой. Ползком и мелкими перебежками мне удалось взобраться на мост и привязать нить. Но в этот момент появилась еще одна колонна врага. Я понял: бежать некуда. Твердо решив довести дело до конца, стоя на мосту, дал ребятам знак. Единственное, что помню после этого – сильную вспышку света, глухой звук и ощущение холодной, свежей воды. Я не знаю, сколько времени я был в отключке, но, открыв глаза, увидел, как белая бабочка сидит у меня на носу, а ветер нежно шевелит листья эвкалипта над головой. Уже ярко светило солнце, был полдень. Потом я понял, что меня течением вынесло на излучину реки, ноги – в воде. Первая промелькнувшая в голове мысль: «Я в раю!» Но через пару минут снова услышал привычный звук автоматов и понял, что «ад» в Абхазии продолжается. Я встал и пошел к месту дислокации батальона. Перед глазами – туман, меня шатало, голова кружилась, болела, но все же я шел. Помню лицо боевого товарища, который увидел меня первым. «Гурам жив!» – с испугом и радостью закричал он. Тогда я получил свою первую контузию. А за ней последовала и вторая. Однажды я попал в окружение. Отступать было некуда – сзади обрыв, под ним река. Враги не стали стрелять, решили взять в плен. И тогда я, недолго думая, прыгнул с обрыва. А там оказалось мелководье, да еще внизу лежали железобетонные плиты. Вот тогда я заработал вторую контузию.

Я часто спрашивала отца, не страшно ли ему было? А он всегда с улыбкой отвечал «У нас был девиз: живым врагам не сдаваться. Если нужно, мы могли выпустить весь рожок автомата во врага, но одну пулю всегда оставляли себе».

Весть о том, что наша армия вошла в Сухум, отец узнал в госпитале: вскочил и ушел к ребятам.

– Я добрался до Адзюбжи. Примкнув к бойцам, охранял Кодорский мост. Нам нужно было любой ценой его сохранить, не дать взорвать до воссоединения наших Западного и Восточного фронтов. Мы держали оборону, но силы были неравными. Грузины регулярно обстреливали наши позиции. Однажды мы услышали лязг танков со стороны Уарчи и поняли: это едут наши бойцы. Значит, сумели продержаться! Враги стали быстро отступать. И два наших фронта с криками: «Победа!» соединились. Знаешь, прошло столько лет, а эмоции остались. Я до сих пор помню, как кричал от счастья.

…Это все мне известно со слов отца, его друзей, сослуживцев.

А вот один случай я сама помню отчетливо. Это был 2008 год. Велись боевые действия в селе Лате по освобождению Кодорского ущелья от грузинских захватчиков. Отец собирается уходить, надевает военную форму, берет наградной автомат. И с нетерпением ждет машину, которая должна его увезти. Я смотрю на него с удивлением и испугом. А когда он выходил, кричу ему: «Ну куда ты идешь с одной ногой?» Уже после войны отец, подорвавшись на мине, потерял ногу. А он ответил: «Иду выполнять свой долг перед Родиной. До конца! Кодорское ущелье – часть Абхазии!». Долгих шесть дней мы жили в неведении. Я регулярно звонила в штаб хоть что-то о нем узнать. И вот, спустя неделю, он вернулся с улыбкой и сказал: «Мы все смогли!»

Да… никто не мог подумать, да и он сам, наверное, что выстояв все трудности, пройдя через горнило войны, его судьба оборвется уже в мирное время.

Да, тяжело… Однако радует то, что ему довелось увидеть, что Абхазия все же встала на ноги и приобрела независимость.

Мадина ЧАГАВА

(Фото автора)