ВМЕСТЕ. ОТ ЗАЩИТЫ ДИССЕРТАЦИИ ДО ЗАЩИТЫ РОДИНЫ

Сын Абхазии

С Владиславом Ардзинба я познакомился, когда мне было уже 30 лет. До этого о нем я ничего не слышал. В 1971 году, как по мановению волшебной палочки, или по неведомой мне силе, началось наше сближение. Возможно, это судьба. Весной того года ко мне как-то зашел мой школьный товарищ Азиз (Зурик) Хишба. Увидев, что я читаю какую-то книгу, он вдруг сказал: «А ты знаешь, у меня есть двоюродный брат, Владислав Ардзинба, тоже вроде тебя – сидит и все время читает книги». Я поинтересовался, а чем он вообще занимается. Ответил, что учится в Москве и скоро будет защищать кандидатскую диссертацию. На этом разговор о Владиславе закончился, и больше к нему мы не возвращались. И что интересно, несмотря на нашу долгую дружбу, Азиз никогда о нем ранее не говорил.

Через месяц-полтора из Гагры позвонил мой дядя Ирадион Джергения и сказал, что в Москве в ближайшие дни состоится защита Владислава Ардзинба – возможного кандидата в женихи его дочери Светланы. И что мне надо поехать в Москву и познакомиться с ним.

В те годы защита кандидатской диссертации абхазцем была событием, и поэтому не было у меня никаких проблем пойти на эту защиту. Так я оказался на защите у Владислава Ардзинба. Тема диссертации мне была не очень знакома – о хатах, хеттах, их культуре. Кстати, незадолго до этого наш ученый Ермолай Аджинджал в МВД Абхазии, где я тогда работал, прочел лекцию именно по этой теме. От лекции у меня осталось весьма смутное представление. Четким мое представление по этой проблеме не стало и после защиты. Единственное, я понял во время защиты, что это серьезная научная работа, не какая-нибудь компиляция прочитанных статей, а материалы по первоисточникам с использованием клинописных текстов. Несмотря на мои дилетантские знания, диссертация произвела хорошее впечатление, и сам диссертант – тоже. Видимо, он уже знал причину моего появления в Москве, и после защиты пригласил на банкет. Меня очень впечатлили участники банкета, выдающиеся ученые Института востоковедения, особенно запомнился известный к тому времени в Абхазии академик Михаил Коростовцев – человек с очень интересной биографией.

После банкета я приехал в Гагру и доложил родителям Светланы о выполнении мной порученной миссии. Недели через полторы в Сухуме я неожиданно встретился на улице с Владиславом. В тот день мы долго с ним общались. О чем говорили, не помню, но не о женитьбе. Так потихоньку стали складываться самостоятельные отношения. Потом мне стало известно, что он ездил в Гагру, и там были встречи жениха и невесты…

Спустя еще какое-то время меня в Гагру вызвал отец Светланы. Было тепло, двери и окна в доме открыты. Мы сидели на первом этаже с отцом и матерью. А дядя мой любил пошутить, и он то ли в шутку, то ли всерьез говорит мне: «К нам ходят свататься различные женихи, а мать, видимо, с ума сошла, готова выдать дочь за каждого из них. Запуталась». И дальше мы продолжали обсуждать этот вопрос. Вдруг в комнату заскакивает сама Светлана, видимо, слышала наши разговоры, и категорично заявляет: «Я не знаю, о чем вы тут говорите, но я выйду замуж за Ардзинба».

Они и поженились. И стали жить в Москве. Прожили там 16 лет, и там родилась их дочка.

По работе мне часто приходилось бывать в Москве – в Верховном суде, Министерстве юстиции СССР, и постоянно останавливаться у них. Со временем я так привык к Владиславу, что у меня появилось желание почаще встречаться с ним, даже придумывал себе командировки. К этим встречам я относился очень ответственно, как к лекциям и семинарам. Поэтому в пути я обдумывал темы предстоящих разговоров. И хочу добавить, что я человек рассеянный, и очень часто путал этаж, на котором жили супруги. И почему-то я постоянно стучался в дверь этажом ниже. А там жили другие молодожены. После нескольких таких приходов муж решил, что я любовник его жены, и у Владислава были серьезные выяснения отношений, доказывая, что я действительно ошибся этажом.

За эти годы я близко узнал Владислава. И ряд его качеств мне очень импонировали. Первое – это его любовь к науке, большая трудоспособность, четкость изложения своих мыслей. Будучи молодым кандидатом наук, он умел определять основные направления своей научной деятельности и очень интересно рассказывал об этом. Он активно общался с коллегами-учеными. Я неоднократно бывал с ним в институте и присутствовал при их разговорах. Видел, как за эти годы он рос как ученый и пользовался большим авторитетом в научной среде. В нем вырабатывались и лидерские качества. Поэтому его выдвигали на руководящие должности по работе и в общественной жизни. Видимо, ему было интересно и общение со мной. И мы допоздна говорили о различных проблемах. Но я рано засыпаю, и когда я не мог уже сидя говорить, он укладывал меня, садился рядом на маленькую скамейку и продолжал говорить со мной до тех пор, пока я окончательно не засну.

К годам 1984-1985-м он уже был готов к защите докторской диссертации. Но у него сложились непростые отношения с тогдашним директором Института востоковедения Евгением Максимовичем Примаковым, что затрудняло возможность защиты в стенах родного института. Как-то он позвонил мне в Сухум и попросил приехать обсудить один очень серьезный вопрос. В Москве Владислав показал мне письмо крупного грузинского ученого-востоковеда Г.Г.Гиоргадзе, в котором содержалось приглашение Владиславу в Тбилиси для защиты докторской диссертации.

Решение этого вопроса для нас было сложным. В течение всего времени нашей дружбы мы постоянно обсуждали вопрос взаимоотношений Абхазии и Грузии. У нас сложилось единое мнение о том, что грузинская элита планомерно занимается ассимиляцией нашего народа, причем она проводила двойственную политику. Публично она заявляла о дружбе и братстве наших народов. Кстати, эта идея официально поддерживалась некоторыми нашими политиками и учеными. А фактически делалось совершенно другое. Это – изменение топонимики, массовое переселение лиц грузинской национальности в Абхазию, закрытие абхазских школ и насильственное обучение абхазских детей грузинскому языку, приобщение к грузинскому языку и культуре, присвоение нашего народного творчества. И всё это делалось, как я указывал выше, под лозунгами братских отношений, различных встреч абхазских и грузинских районов, совместных празднеств. А настоящие отношения проявлялись в периоды обострения ситуаций. Сколько грязи и оскорблений было вылито грузинскими псевдоучеными, политиками на наш народ, на историю, на выдающихся представителей абхазского народа, являющихся нашей гордостью. Мы понимали, что рано или поздно надо будет коренным образом решать вопрос взаимоотношений. И постоянно думали, как найти пути выхода из сложившейся между нашими народами ситуации.

И все это мы обдумывали при решении вопроса о возможности защиты диссертации в Тбилиси.

Защита докторской диссертации в Грузии ко многому обязывала. По крайней мере, видимо, так думали люди, которые приглашали Владислава на эту защиту. Думаю, письмо Гиоргадзе не он сам готовил, и, возможно, приглашавшие его люди надеялись, что после защиты Владислав будет более уступчивым. Они понимали, что он является наиболее яркой фигурой в абхазском обществе, и какие виды они на него имели, нам было непонятно. Но приближение к себе для них было очень важным.

Мы тоже это хорошо понимали. Владислав хотел услышать мое мнение. Я думаю, что внутренне он готов был согласиться, а мое отношение к этому продемонстрировало бы ему, как это будет восприниматься со стороны.

После долгих обсуждений и обдумываний я сказал, что защита докторской диссертации в Тбилиси – это не идеальное решение, но лучшего нам не придумать. Время сглаживает всё. Факт защиты в Тбилиси уйдет на второй план и постепенно забудется. А официальное присвоение звания доктора наук останется навсегда и повысит его статус как в науке, так и в политике. Эта мысль подтвердилась в дальнейшем. Владислав не раз и не два в полемиках по различным вопросам заявлял, что он является доктором наук, а некоторые письма подписывал именно в этом качестве.

Защита прошла успешно. И то, что это произошло в Тбилиси, в настоящее время мало кого волнует. Зато на банкете в Тбилиси после защиты один из крупнейших ученых-востоковедов во всеуслышание заявил, что у хеттов родился новый царь. Статус доктора наук, несомненно, повышал уважительное отношение к Владиславу.

Я уже как-то писал, что мы вместе с Владиславом обдумывали, сможет ли он стать лидером маленького народа. Думаю, что это с одной стороны сложней, так как у нас было мало сил, а с другой – проще, так как масштабы проблем были гораздо меньшими.

Владислав хорошо понимал, что для решения проблем, волнующих наш народ, нужно быть лидером не по должности, а по моральному праву. Начавшийся в Советском Союзе распад государства свидетельствовал, что рано или поздно нам придется решать вопрос самоопределения. Многие из тех, кто ранее готовил себя к лидерству абхазского народа, не были готовы к возможной борьбе. И поэтому они занимали выжидательную позицию – по принципу: куда нас выведет судьба.

Владислав понимал, что таким путем мы ничего не сможем создать. И он сознательно избрал путь борьбы, понимая, что другого пути обретения независимости у нас нет.

Я вспоминаю, как 17 или 18 августа 1992 года мы с Владиславом были в Бамборском аэропорту и пытались организовать взаимодействие в борьбе с вторгшимися на территорию Абхазии грузинскими вооруженными формированиями. Там находились несколько российских генералов, которые, в общем-то, и не хотели нас слушать. Мы вынуждены были уйти от них ни с чем. И часа в 2 или 3 ночи, находясь на абсолютно пустом поле Бамборского аэропорта, мы обсуждали сложившуюся ситуацию. Владислав спросил меня: «Как ты думаешь, чем все это закончится?» Я ответил: «Если грузины победят, то тебя расстреляют как врага абхазского народа, и не исключено, что это сделают абхазцы. А меня или расстреляют, или арестуют. Другого пути у нас нет».

Не буду сейчас повторять то, что я писал и говорил о начале войны, боевых действиях и их результатах, через какие опасности и трудности вынужден был пройти Владислав Ардзинба. Во время войны он проявил себя выдающимся стратегом и организатором Победы.

А в 2002 – 2004 годах значительная масса нашего народа стала выступать против Владислава. Это были те люди, которые после его знаменитого выступления на съезде Верховного Совета СССР в Москве, во время предвоенных событий, во время войны и в первые послевоенные годы не пропускали ни одного застолья, чтобы произнести тост за Владислава. Что с ними случилось?

У Владислава, возможно, были ошибки, как у любого из нас, которые могли вызвать недовольства, но это были не такие ошибки, чтобы силовым путем врываться в его рабочий кабинет и крушить находящееся там имущество.

А выступлениями против Владислава руководили те, которые в сложное время занимали выжидательную позицию, а после Победы решили, что пришло их время и надо брать власть в свои руки.

Довольно часто говорят и пишут о первом Парламенте Абхазии как о «золотом». Но и он оказался не на высоте и сразу после окончания войны принял участие в обструкции против Владислава. Большинству тех депутатов может быть оправданием, что они не очень понимали, что происходит и что ими манипулируют те, кто стоит в очереди за президентским креслом. Все они обещали исправить сложившуюся в государстве ситуацию. А что из этого получилось? Ничего. Никакого улучшения не произошло. Жизнь показала, что они и не знали, что надо делать. Главной задачей было занять кресло. По сегодняшний день две третьих населения Абхазии не связана налогообложением с государством, а народ живет за счет теневой экономики и российской помощи.

Не скрою, и у меня были проблемы во взаимоотношениях с Владиславом. Меня тоже хотели привлечь к активной борьбе с ним. Вынуждали выступать против него, писать статьи. Обвиняли меня в трусости, что я этого не делаю.

Единственный, кто меня тогда поддержал, – это был Константин Константинович Озган, который сказал мне: «Ни в коем случае не выступай против Владислава». И я прислушался к нему. Единственное, что меня вынудили тогда сделать, – это на съезде «Амцахары» сказать, что принимаемые Президентом решения должны быть понятными. Больше ничего другого меня не вынудили сказать.

Мы часто ссылаемся на зарубежные примеры. Я тоже хотел бы показать, как относятся к лидерам освободительных движений в других странах. Хотя эти страны и по масштабам, и по значимости в мировом сообществе несопоставимы с Абхазией. Но их отношение к своим лидерам может служить для нас примером.

Как мне кажется, судьба Владислава Григорьевича больше всего похожа на судьбу великого француза Шарля де Голля – человека, который прошел две войны. Наиболее разрушительной для французского государства стала война с Германией в 1940 – 1944 годах. Значительная часть Франции была оккупирована немцами, а на юге страны было создано марионеточное вишистское правительство маршала Петена. Франция как одно из великих держав мирового сообщества перестала существовать. Часть французов смирилась с оккупацией и содействовала Германии в её войне против СССР и его союзников. Несмотря на предложение сотрудничать с коллаборационистами, де Голль ушел в Англию и сумел из ничего организовать часть французского народа на борьбу с фашизмом. Это дало возможность Франции вернуть статус великого государства, постоянного члена ООН. Фактически де Голль сумел собрать развалившееся государство, стал руководителем страны. И в период его руководства Франция добилась серьезных успехов в экономике, создала атомную бомбу, вступив тем самым в сообщество ядерных держав. Но в 1968 году молодежь Франции выступила против Шарля де Голля, в стране по её инициативе провели референдум и вынудили уйти его в отставку.

Де Голль провел второй референдум и вернулся к власти, а затем сам добровольно ушел в отставку и отошел от активной политической деятельности.

Не сумел французский народ оценить этого великого человека, да и особых успехов Франция после де Голля не добилась. А вот китайцы поступили более мудро. Мао Цзэдун, основатель великого китайского государства, в ходе своего правления допустил множество серьёзных ошибок. Чего только стоит культурная революция! Сменивший его в качестве лидера китайского государства Дэн Сяопин сумел исправить допущенные Мао Цзэдуном ошибки, которые можно квалифицировать и как преступления. Но он сохранил для истории и китайского народа имя этого человека – имя создателя Китайской Народной Республики, постоянного члена ООН. Этим самым подтверждена правомерность 30-летней войны китайского народа за свой суверенитет и сохранено имя человека, стоявшего во главе этого движения. Они объявили, что на 80% деятельность Мао Цзэдуна полезна, и поэтому он является великим человеком.

Сумели ли мы поддержать авторитет такого выдающегося государственного деятеля, как Владислав Ардзинба, когда врывались в его кабинет и ломали находящиеся там личные вещи основателя нашего государства? Выполнили ли свои обещания те, которые торопились сесть во властные кабинеты? Всему этому, я надеюсь, история даст объективную оценку.

Болезнь помешала Владиславу завершить свои задачи по созданию независимого государства, одну из которых он не смог из-за болезни реализовать, – это план по обеспечению продовольственной безопасности нашего народа и государства.

Он в своей деятельности стремился строить, насколько это возможно, на равных отношения с руководителями соседних государств. Во время его болезни представители России напрашивались к нему на прием. Можем ли мы сказать это о последующих после него руководителях?

Владислав был личностью, и это признавали его друзья и враги.

Не могу не рассказать о том, как был воспринят слух о тяжелом ранении или гибели Владислава Григорьевича. В январе 1993 года мы находились с ним в Москве, и нам в Кремле предстояли очередные ответственные встречи. По договоренности мы с Владиславом должны были встретиться у Спасских ворот Кремля в 17 часов. Он запаздывал. Без пятнадцати пять я позвонил Юрию Владимировичу Скокову и сообщил, что по каким-то причинам Владислав задерживается. Скоков же мне в ответ сказал: «А вы ничего не знаете?» Я: «Что именно?» «По радио передали, что Владислав тяжело ранен».

Я начал звонить по всем известным мне телефонам и никак не мог дозвониться ни до кого. Оказывается, все, кому звонил, также звонили друг другу и проверяли эти же слухи. Все это продолжалось минут 30, которые мне показались вечностью. Я почувствовал, как у меня поднялось давление. И я в это время думал только об одном: а кто его заменит, если, не дай Бог, что-то случилось.

Вдруг я увидел подходящего ко мне одного из охранников Владислава. Без слов понял, что всё нормально. За ним подошел и Владислав, а он ничего не знал. Оказалось, что его транспорт попал в пробку, и они не могли проехать. Я ему обо всем рассказал. И о чем думал – тоже. Он лукаво улыбнулся и спросил: «А ты не вспомнил, что я твой зять? И тебе меня не жалко как человека?» Я ответил: «Конечно, жалко. Но в этот момент для меня была важней судьба нашего народа, судьба государства».

Слухи о гибели Владислава дошли и до наших врагов. В течение длительного времени они ликовали и на радостях стреляли из всех видов оружия. А наместник грузин в Абхазии Надарейшвили в течение месяца доказывал, что Владислава нет в живых. Он успокоился только тогда, когда его заявления не подтвердились. Вот кто такой был для всех наш лидер Владислав Ардзинба!

Я не хочу сравнивать свои отношения с Владиславом с более важными событиями в жизни нашего государства. Но все-таки расскажу еще об одном факте. Я уже говорил, что наши дружеские и рабочие отношения в целом продолжались около 30 лет. Но был один период в начале двухтысячных годов, около двух лет, когда произошло охлаждение наших взаимоотношений. Я чувствовал, что мы можем прийти к этому и неоднократно говорил Владиславу: не верь никому в то, что говорят обо мне; нас просто хотят столкнуть лбами, и это делают твои и мои завистники. В моем представлении Владислав был как большой океанский лайнер, к днищу которого прилипают различные моллюски и планктоны и замедляют его движение. К сожалению, эти прилипалы сделали свое дело. И как известно, я был снят с работы.

Но как ни пытались наши недоброжелатели, они не смогли добиться моего противостояния Владиславу. Со временем Владислав понял, что произошло. Но изменить случившееся уже было невозможно. Мы стали с ним общаться уже после того, как он перестал быть Президентом. И в один прекрасный день он спросил: «А ты считаешь меня своим врагом?» Я сказал: «Нет». «Но я же снял тебя?» «Да, снял. Но этого не надо было делать. Мое снятие с работы пошло во вред нам обоим, и изменить ничего мы не можем. Но для меня ты остаешься создателем нашего государства, что кроме тебя никто не мог сделать. И это не идет ни в какое сравнение с моим снятием с работы».

К этому вопросу Владислав возвращался еще несколько раз, но я отвечал то же самое. Видимо, Владислав тоже переживал.

В заключение я хотел бы еще раз высказаться о роли Владислава Григорьевича Ардзинба в национально-освободительной борьбе 1988 – 2002 годов. Кое-кто пытается принизить его роль, утверждая, что в войне 1992-1993 годов победил наш народ. Это правда. Но не вся. В этой борьбе были две равновеликие силы – Владислав Ардзинба и абхазский народ. Народ в данном случае – это те, кто защищал Родину с оружием в руках и сделал вместе с Владиславом то, что казалось невозможным тогдашним и нынешним критикам. Без народа Владислав Ардзинба не смог бы выиграть войну, но и без него народ также не смог бы это сделать. С первых дней войны именно он и только он взял на себя ответственность за судьбу народа и уверенно заявил, что мы победим. А те, кто пытался принизить его роль, во время войны готовы были пойти на примирение с врагом, вплоть до создания абхазского варианта вишистского правительства (Лорик Маршания, Рауль Эшба, Аркадий Хашба и другие). Владислав Ардзинба, несмотря на всё это, несмотря на поражения в некоторых военных эпизодах, сумел объединить и организовать настоящих патриотов государства и привести наш народ к Победе.

Анри ДЖЕРГЕНИЯ

(Записала Заира ЦВИЖБА)