У НЕЁ БЫЛА СВОЯ ВОЙНА

Людские судьбы

«У каждого была своя война», – люблю я часто говорить. И подтверждения истинности моих слов я встречаю регулярно. Вот, к примеру, война Марины Габуния, сотрудницы нашей газеты «Республика Абхазия». Она и её муж Роберт Барцыц еще и мои соседи по дому, и не просто соседи, а очень близкие мне люди. Я их знала и по Гудауте, когда они оба, не будучи еще супружеской парой, работали в отделе внутренних дел, то есть в милиции (она во вневедомственной охране, он в уголовном розыске), а я работала рядом в райгазете «Бзыбь». И так сошлись наши дороги, что вновь оказались рядом, в одном подъезде в Сухуме после окончания грузино-абхазской войны. Поэтому я много знаю о них, об их трудностях и радостях, об их двух дочурках. Знаю, что Роберт был на войне и отличался храбростью и выносливостью. Знаю, что и после войны он был в самых опасных местах, а в 1994 году сама являлась свидетельницей его участия в «малой», шестидневной войне в Галском районе, когда нашим силовым структурам пришлось очищать город и села, а также обширные лесные территории от террористов-партизан, членов бандитских формирований «Лесные братья» и «Белый легион», на счету которых было немало жертв.

Но у Роберта Барцыц узнать что-то для публикации, да и просто о «его войне», а тем более конкретности, невозможно, он не рассказывает никогда ничего, на вопросы отвечает шутками и небылицами.

Но женщину Марину я смогла разговорить, тем более я знала немало и о её «своей войне».

Через несколько дней после начала войны Марина Габуния ушла из Гудаутского сбербанка, где работала, и осталась сидеть в деревне Блабырхуа и ждать мужа, который, как и все мужчины, с первых дней защищал страну от грузинских захватчиков. Вначале, пока не заработало в Гудауте Абхазское телевидение, правдивой и достоверной информации она не получала, обычно все в округе ждали вечерние, в 18 часов, теленовости из Москвы, которые (российские телеканалы чаще были прогрузинские, однобоко выдавали информацию) передавали, что перестрелки идут то тут, то там. А где и что конкретно, Марина не знала, да и плохо себе представляла, что такое вообще фронт. Зато местной информации, слухов, что этого убили, того убили – хоть отбавляй. Было страшно. Ведь на линии огня был не только муж, но и двоюродные братья, друзья, одноклассники, соседи. А однажды, как рассказывает Марина, какой-то телеканал показывал пожилую женщину, возмущавшуюся тем, что с прилавков магазинов пропала колбаса. Марина так разозлилась, что готова была разбить экран телевизора – какая колбаса, какая жрачка, когда тут убивают?! Но… не все же могут чужую беду воспринять как свою.

Но были те, кто воспринял. Когда пришли первые добровольцы, братья-северокавказцы, у Марины дух поднялся, крылья выросли, вера появилась, что скоро война закончится, что мы не одни, что эта помощь как от Бога.

Когда шли бои за освобождение Гагры, сосед Марины возил раненых в Гудаутский госпиталь. И он как-то, когда по пути заехал домой, крикнул: «Марина, не переживай, я Роберта там видел!» Марина пришла в ужас. Ведь она думала, что он на Гумисте, где менее опасно. А он, оказывается, Гагру освобождал. И была ситуация, когда чуть не погиб – там что-то взорвалось рядом с ним. Нет, не сам Роберт об этом рассказал, от других узнала.

В те дни освобождения Гагры погиб двоюродный брат Роберта Барцыц – Гурам Владимирович Чичба, из Лыхны. Со всеми вместе на похороны поехала и Марина. Когда стали из дома выносить покойника, Марина неосознанно отвернулась, и все стали её спрашивать: «Что?» Ведь по народному поверью нельзя беременным смотреть на покойника, когда несут его уже хоронить.

Но Марина тогда ничего про себя не знала, а, оказывается, уже была в положении. Рождались же и в войну детки!

Врачи Марине сказали, что для сохранения ребенка нужно лежать – постоянно, не вставая. И она все 9 месяцев пролежала, оберегая ребеночка – Камиллу, которая, кстати, сама уже мама, она подарила Марине и Роберту внука Тео Гулия.

Когда свекровь Эльза Чачовна Мишелия узнала о беременности, сказала Марине: «Езжай к маме, поближе к врачам» (родительский дом Марины находится у поворота на Лыхны, и до райбольницы почти рукой подать). Свекровь, да и сама Марина очень боялись, так как уже была первая неудачная беременность. А тут война, тревоги… мало ли что? И свекровь почти ежедневно приезжала в Гудауту к невестке с домашней курицей, с другими свежими продуктами. Когда мамы Лидии Тачовны Ладария не оказывалось дома, отец Дмитрий Иосифович подогревал или сам готовил еду и кормил Марину в постели.

Конечно, Марина испытывала и определенную неловкость: абхазская невестка из абхазской деревни в таком своем интересном положении лежит в родительском доме. Впрочем, некоторые по такому поводу даже острили. Да Бог сними, на них она не обращала внимания. Для неё главным было сохранить ребёнка. Вообще, в основном она лежала в больнице, а домой её отправляли, когда начиналось наступление на какой-нибудь линии фронта – тогда освобождали на всякий случай для раненых и гинекологическое отделение Центральной больницы, где был организован госпиталь. Ох, и насмотрелась она там всего! И раненых, и убитых видела. И мертворожденных детей – а это происходило нередко от стрессов, что испытывали в войну женщины. Поэтому страх за будущего собственного ребенка у Марины был постоянно. Попытки ни о чем не думать не всегда увенчивались успехом. Отдохновением, праздником для неё были свидания с мужем, который приходил иногда в больницу. А однажды пришел с чайными розами, которые сорвал где-то по дороге. И это было так приятно! Когда ей разрешали вставать, они общались на больничной лестнице. Или она смотрела на него сверху из окна. Он мог стоять часами и глядеть на неё, а когда уходил, Марина спрашивала: «Когда придешь в следующий раз?» «Не знаю», – отвечал. И наступали очередные дни и часы напряженных ожиданий – ведь среди тех, кого привозили в госпиталь, не дай Бог, мог оказаться любой твой родной, твой близкий. А мама и младшая сестра Юля, которые приходили к ней в больницу, время от времени сдавали свою кровь. Это был их посильный вклад в Победу.

Там, в больнице, Марина научилась молиться. Выучила «Отче наш». Хотя никогда не была фанатично верующей. «Но когда страдаешь, начинаешь верить в Бога с искренней надеждой, что он тебе поможет, что тебе поможет Высшая сила», – говорит Марина. И надежда сбылась.

Родился здоровый ребенок. Но опять Марине пришлось пройти через кесарево – как при первой неудачной беременности. А наркоз, видимо, был слабый, некачественный, что она почти всё чувствовала и слышала. И когда услышала крик ребенка, подумала: «Слава тебе, Боже, живой родился!» – и потеряла сознание. А родила она в перемирие, 3 июня 1993 года. Марина мечтала, чтобы Робик забрал ее с ребенком из роддома. И он приехал, когда их выписывали, – «страшный», как она выразилась, с бородой, прямо с линии фронта. Но Робик постеснялся взять на руки дочку – теща рядом была. Марина помнит и свое платье, в котором вышла из больницы и которым можно было трижды обернуть себя, – во время беременности похудела на 20 килограммов, тогда как обычно в это время женщины поправляются.

Высшие силы и молитвы Марины помогли также мужу вернуться с войны живым.

Интересно, что Роберт всегда был скрытный. Никогда заранее ни о чем не говорил, видимо, чтобы не беспокоились родные. Как во время Гагрской операции ничего не сказал, так и во время Мартовской. О том, что он в ней участвовал, Марина узнала позже. Кстати, он видел, как только что вытащили из Гумисты на правый её берег убитого тогда Резо Халваш, двоюродного брата Марины. А такие потери на войне, как гибель родных, близких родственников, которые с тобой вот тут находились, только что разговаривали, шутили или шли рядом в бой, – это особо страшный удар. Возможно, они еще больше закаляют бойцов, еще упорней они потом воюют с врагом.

Когда этот брат Резо шел на линию фронта, он имел обыкновение по дороге заходить к Марине, если она в это время лежала дома. Пообщавшись с ней, потом тепло попрощавшись, он уходил. Однажды она слышит, как Резо в соседней комнате спрашивает у её родителей: «Робик приходил с позиции?» «Нет, а что?» «Нет, ничего». А Робик, оказывается, с группой ушел в разведку, и долго они не возвращались. Но Резо ничего тут дома сказать не мог, ушел. А разведгруппа вернулась только через два дня после этого, когда уже думали, что все они погибли. Позже Марина узнала, что во время разведки они так выбились из сил, что идти не могли, и голодные были. Легли на землю. И вдруг видят низко над собой ветки кислицы. Потянулись, съели яблочки и… пошли дальше.

А еще была первая Шромская операция, осенняя 92-го, неудачная. Когда муж пришел в очередной раз к ней в больницу, Марина в куртке, в районе сердца, увидела дырку. Оказывается, там застряла каким-то образом пуля (может, на излете), и Роберт ее потом вытащил. Словом, Бог уберег.

Марина говорит, что из-за его красивого и разборчивого почерка Роберту приходилось составлять списки групп, бригад, других формирований, участвовавших в очередных операциях или наступлениях, но никогда себя в эти списки не включал, хотя и сам участвовал в этих операциях, поэтому в военных архивах его имя редко встретишь, она с этим столкнулась, когда надо было уже в мирное время оформить какую-то справку. И когда дома случайно нашла его удостоверение разведчика, спрятала подальше от него. Естественно, и медаль «За отвагу» не просто так даётся.

Ранили Роберта Барцыц, когда шли бои за Сухум. Ранили на Сухумской горе, в ногу – дырка была в икроножной мышце. В больницу не лег. Вытащили осколок, обработали рану, и он на одной ноге приковылял домой. В ночь перед освобождением Сухума четко слышна была канонада, видно зарево. А он плакал, что его там нет, что он не идет со всеми в наступление. Зато Марина радовалась, что муж рядом, живой, а рана – заживет. Скоро у него еще и день рождения – 28 сентября исполняется 29 лет. Подарком ему – целая Победа!!!

Но на этом треволнения Марины не закончились.

После освобождения Сухума приехали его друзья-однополчане и забрали Роберта показать освобожденный Сухум. Без автомата, без костылей – под руку повели его до машины. И потом три дня ни слуху, ни духу. «Я, наверное, больше всего поседела за это время», – говорит Марина. Все ликуют, а она думает: куда они все сгинули, где их закопали? В первые дни тогда происходило много убийств, много мародерства, а Роберт, мент до мозга костей, не терпел таких вещей, заступился бы за кого-нибудь, кого обижают (она знала его характер), и за это можно было поплатиться. И действительно, он спас старика-мегрельца, у которого какие-то пацаны-отморозки решили вытащить имущество из дома. Но это случилось не в Сухуме, а по дороге на Ингур, куда бойцы решили с Робиком доехать.

Война для Марины и Роберта продолжалась еще не один год. Роберт с первых послевоенных дней был первым помощником коменданта города Сухума. Потом служил в милиции, в структуре ГАИ, постоянно участвовал в ночных дежурствах, рейдах, других оперативных мероприятиях. Выезжал на границу по Ингуру для её охраны, участвовал в операциях по выявлению и обезвреживанию грузинских партизан и террористов, орудовавших на территории восточной части Абхазии. Все это было сопряжено с опасностями. Мы уже даже подзабыли, сколько диверсий, даже по дороге на Ингур, проводилось против работников наших силовых структур, рядовых граждан, выезжавших туда посменно, сколько из них погибли, пока не признали независимость Абхазии и с нами рядом не встали российские пограничные войска.

И каждый раз Марина ждала, тревожилась. Однако… также при стрессах, также через очередное кесарево, но Бог одарил Марину спустя два года после окончания войны второй дочуркой – Сабиной. Это был еще один большой подарок судьбы, еще одна большая радость.

И всё вместе это были грани войны – её войны.

Заира ЦВИЖБА