О РОССИИ, ЕЛЬЦИНЕ И ГРУЗИНО-АБХАЗСКОЙ ВОЙНЕ

Личности в истории

В ходе подготовки ряда материалов для газеты «Республика Абхазия» в год 25-летия Победы в Отечественной войне народа Абхазии с Анри Михайловичем Джергения, который в течение 15 лет являлся советником и личным представителем Владислава Григорьевича Ардзинба и многие годы – Генеральным прокурором Абхазии, я спросила его: «Вы встречались с высокопоставленными чиновниками Советского Союза и России, знали первых лиц Российского государства. А могли бы Вы что-нибудь рассказать о Борисе Николаевиче Ельцине?» Он ответил: «Наверное, смог бы».

Я безмерно благодарна Анри Михайловичу за тесное и серьезное сотрудничество с нашей газетой и напоминаю читателям, что еще летом мы опубликовали два его материала под рубрикой «Они помогали Абхазии победить». Это – воспоминания об экс-президенте Татарстана Минтимере Шариповиче Шаймиеве и экс-кандидате в президенты РФ на выборах 2018 года Сергее Николаевиче Бабурине. А недавно была опубликована статья А.Джергения о Николае Акиртава. Мы уверены, что очередное воспоминание Анри Джергения о такой неординарной политической фигуре, как Ельцин, от действий и решений которого зависело немало при определении судьбы Абхазии, вызовет у наших читателей большой интерес. Заира ЦВИЖБА

***

Анализ процесса распада Советского Союза свидетельствует о том, что если бы руководители СССР и России того периода являлись государственниками, то при всех сложностях (не секрет, что у государства имелись существенные экономические, политические и национальные проблемы), как мне представляется, его можно было бы сохранить. Думаю, что если бы в тот период во главе государства находился человек уровня нынешнего Владимира Путина, то он смог бы это сделать. Приведу один пример. 19 августа 1991 года, после объявления о создании ГКЧП, многие члены гамсахурдиевской партии «Круглый стол» пришли в районные комитеты Компартии Абхазии сдавать партвзносы, объясняя разными причинами их давнюю неуплату и демонстрируя этим свою лояльность действующей власти. Это были не те люди, которые отстаивали бы позицию в связи с изменившейся ситуацией. Кроме того, сам Звиад Гамсахурдия поддержал ГКЧП. Ничем не отличались от них и российские митинговые крикуны, которых я имел возможность наблюдать в течение полугода, проживая вместе с Владиславом Ардзинба в гостинице «Москва». Манежная площадь напоминала Красную площадь, описанную Пушкиным в смутные времена. Там ежедневно собирались десятки тысяч людей. У входа в ресторан гостиницы стояла эстрада, и кто-то похожий на санаторно-курортного массовика-затейника периодически провозглашал: «Ельцин – президент! Ельцин – президент!». И в ответ эти люди дружно ревели: «Президент! Президент!» Активность толпы поддерживалась постоянно подъезжающими пикапчиками с горячительными напитками.

И Горбачев, и Ельцин оказались не теми людьми, которые были заинтересованы в сохранении государства. Они боролись только за одно: обосноваться в кремлевском кабинете независимо от того, сохранит ли их приход государство. Об отношении Ельцина к государству свидетельствует и такой факт, который мне известен еще с советских времён. Борис Ельцин, находясь в опале после освобождения с должности первого секретаря МГК, прибыл в США и стал добиваться приёма у тогдашнего президента Буша Старшего (об этом мне рассказал человек, принимавший непосредственное участие в этих событиях). Буш не хотел его принимать, чтобы не обидеть Горбачева. После неоднократных обращений Ельцина о приеме Бушем, последний поинтересовался, о чем тот собирается с ним говорить. Ельцин попросил передать Бушу, что если ему помогут стать руководителем Российской Федерации, то он добьется суверенитета России в составе СССР. Суверенитет России предполагал развал Советского Союза. Буш после этого согласился принять Ельцина, как бы случайно встретившись с ним в кабинете у одного из своих помощников. Встречу показывали по телевидению Советского Союза. После этой встречи Ельцину начали финансово помогать в форме гонораров за проводимые лекции. В свое время в прокуратуре СССР мне показывали множество видеозаписей о нахождении Ельцина в США. Часть из них также показывали по телевидению. Лекции, за которые ему платили 25 тысяч долларов в час, по существу были пьяным бредом. Кроме того, были кассеты, на которых Ельцин оправлял у шасси самолета естественные потребности по малому, пощипывал женщину на публичном приёме и т.д., и т.д.

Конечно, такой лидер Советского Союза и России американцев не мог не устраивать. Он для них был находкой. И все дальнейшие события свидетельствовали о том, что они продолжали постоянно его поддерживать.

Как известно, в мае – июне 1990 года на выборах председателя Верховного Совета Российской Федерации Ельцину противостоял представитель КПСС Иван Полозков. Два тура голосования не выявили победителя. Предстоял третий, решающий тур. По подсчетам аналитиков, Полозков мог набрать на 100 – 150 голосов больше. Однако Горбачев вызвал его и в приказном порядке вынудил снять свою кандидатуру, мотивируя тем, что иначе это может привести съезд к расколу. И тогда Ельцин победил. По результатам голосования раскол среди депутатов все равно сохранился, а кандидат, который мог победить, снят с голосования… У Горбачева были и другие основания и возможности не дать Ельцину победить, но он почему-то этого не сделал, хотя понимал, что победа Ельцина – это распад Советского Союза и конец личной его карьеры. Вспомним: сумели же американцы вынудить выйти из президентской гонки популярного во Франции кандидата Стросс-Кана, который, по прогнозам, был наиболее вероятным победителем в борьбе за высший пост в государстве.

Затем, 12 июня 1991 года, Ельцин был избран президентом Российской Федерации.

Неудивительно, что пришедший таким путем к власти председатель Верховного Совета, а затем Президент России Ельцин находился под полным влиянием американских и западноевропейских советников, которые официально работали во всех значимых властных структурах. Все это привело Российское государство на грань развала, и только уход Ельцина с политической арены дал возможность сохранить его.

Конечно, мне известна расхожая фраза о том, что история не терпит сослагательного наклонения. Но это не значит, что события тех лет не подлежат анализу и оценке и не могут быть учтены в будущем.

На мой взгляд, В.В.Путин дал политически выверенную и объективную оценку значению распада СССР в современном мировом сообществе.

Есть у меня и личные воспоминания о встречах с Борисом Ельциным. Я дважды сопровождал Владислава Григорьевича Ардзинба на встречах с ним – первый раз в Бочаровом Ручье в Сочи, а второй раз в Мюссере в Абхазии. Эти встречи произошли в промежутке между 1 и 7 марта 1992 года.

В Бочаровом Ручье встреча была короткой, тогда мы договорились встретиться в Мюссере через несколько дней и основательно поговорить о всех проблемах, волнующих руководство Абхазии. Встреча состоялась, и она длилась не менее 6 часов.

Для нас это было очень важное событие, поэтому мы решили подготовить полноценную рабочую встречу, в том числе с официальным обедом. Тогда дача в Мюссере находилась в ведении Российской Федерации. На всякий случай мы заранее послали необходимые продукты. Приезд Ельцина намечался к 3 часам дня. Мы с Владиславом приехали на полчаса раньше – посмотреть, как идет подготовка к встрече. Оказалось, что из посланных нами продуктов ничего не было приготовлено. Владислава Григорьевича знали как популярного политика и российские офицеры, и гражданский обслуживающий персонал, и они прислушивались к тому, что он говорил. Владислав стал выяснять причину невыполнения заказа и потребовал как можно быстрей приготовиться к встрече. Те объяснили, что из Сочи поступила команда подготовить только легкий стол и без горячительных напитков.

Но мы решили все-таки достойно подготовиться к встрече руководителя нашего Великого соседа. После команды Владислава Григорьевича обслуживающий персонал обязался приготовить обед за час.

Ровно в 3 часа на рейде появился корабль типа «река – море», и минут пятнадцать четвертого гости были на берегу. Мы с Владиславом Григорьевичем договорились до приготовления пищи занять их разговорами, в том числе попытаться затронуть государственные проблемы, которые нас волновали. С Борисом Николаевичем приехали его супруга Наина Иосифовна и начальник охраны Коржаков. Ельцин был уже заметно выпивший.

Гуляя по парку, мы попеременно менялись – то Владислав Григорьевич с Ельциным, то я, и наоборот – кто-то из нас шел с супругой. Ельцин заинтересовался, на какие средства построена дорогостоящая дача, которая официально называлась «Чайка-2». Зная о его нелюбви к Горбачеву, я решил ему подыграть. К этому времени строительство было уже завершено. Ельцин знал, что дача строилась для Горбачева, поэтому он старался представить его как человека, расточительно распоряжающегося государственными средствами. Я ему рассказал, что строили её, не считаясь с расходами. Средняя зарплата рабочих на объекте составляла 2 тысячи рублей в месяц, тогда как средняя зарплата обычных рабочих в то время была не более 200 рублей. Из всех районов Грузии завозились плодовые и декоративные растения, мандариновые деревья, и все это в десять раз превышало обычные расходы. Строительство госдачи было как бы подарком руководства Грузии Горбачеву. Значительная часть денег аккумулировалась за счет перевода мяса из госторговли в кооперативную (в госторговле килограмм мяса стоил 2 руб. 20 коп., в коопторге – 7 руб. 30 коп.). Ельцин стал возмущаться, заявляя: «Вот куда уходят государственные деньги!»

Потом в очередной раз мы поменялись парами: Ельцин разговаривал с Владиславом Григорьевичем, а я – с его женой. Они шли впереди, дошли до забора госдачи и возвращались, а мы с Наиной Иосифовной двигались им навстречу. Ельцин и Наина Иосифовна столкнулись, и он игриво сказал: «Вот мы опять встретились…». Она отреагировала со злостью: «Видеть тебя не могу, пьяницу!»

Так прошло около полутора часа. Я поручил начальнику охраны информировать меня о том, как проходит приготовление пищи. И вот он подошел ко мне и на ухо сказал, что можно садиться за стол. Ельцин увидел это и, видимо, догадавшись, спросил, о чем идет речь. Я ему ответил, что было бы неправильно, если мы хотя бы небольшим застольем не отметим приезд главы Российского государства. Я боялся, что он откажется, так как знал о запрете Наины Иосифовны принимать участие в застолье. И когда я попытался покрасочней развить мысль, чтобы уговорить Ельцина согласиться на наше предложение, он, не дав договорить, спросил: «Уже готово?». Я ответил, что подготовка завершена, и можно потихоньку подтягиваться к столу. Он сказал, что согласен, а как поговорить со своими спутниками, он знает.

…Постепенно мы втянулись в застолье и в процессе этого перешли к проблемам, которые нас интересовали. Владислав Григорьевич начал говорить о реальной возможности возникновения вооруженного конфликта между Абхазией и Грузией, и мы хотели бы услышать, как поведет себя Россия в таком случае. Ельцин ответил: «В случае осложнений заявите о себе погромче, а мы вам поможем». О возможной помощи Абхазии он говорил категорично… Но когда в июле 1993 года, во время перемирия с Грузией после ожесточенных боев, Владислав Григорьевич в Москве встретился с Ельциным и, не удержавшись, спросил его: «Борис Николаевич, мы достаточно громко о себе заявили или ещё что-то надо сделать?» – ответа не последовало.

В ходе застолья Ельцин стал проявлять интерес к алкогольным напиткам. Его, правда, не заинтересовали местные вина, и он перешел к коньяку и водке, запивая нашим вином. И постепенно терял контроль над собой. Он стал усиленно ругать Горбачева, сказав, что тот обратился к нему с просьбой дать разрешение на поездку в Японию, а он хочет его посадить. У Владислава была привычка на официальных встречах называть меня «прокурор». И на каком-то этапе Ельцин решил, что я не прокурор Абхазии, а России, и спросил меня, дам ли ему санкцию на арест Горбачева. Я замешкался, не зная, что ответить, и по-абхазски спросил Владислава, что мне делать. Он посоветовал: скажи «да». И я сказал. Ельцину это очень понравилось, и он назвал меня молодцом. Ельцин с пьяных глаз мог меня спутать со Степанковым – генпрокурором России, по комплекции мы чем-то с ним похожи.

Наше застолье затянулось часов до восьми, а может, и дольше, стало темнеть. Мы подошли к пирсу. Там собрались работники госдачи, они принесли ему на прощание фрукты, но Ельцин уже не был способен воспринимать происходящее нормально. И разговор его стал напоминать беседу в прорабском вагончике (этот лексикон мной был усвоен со времен участия в студенческих отрядах). Неожиданно Ельцин побежал к морю, имитируя попытку броситься в воду. Я вынужден был догнать его и схватить за полу теплой куртки. Масса Ельцина была намного больше моей, и он меня волочил к концу причала. Там мы и остановились.

Гости поднялись на корабль. Ельцин взобрался на капитанский мостик и стал задавать различные вопросы Владиславу – типа: ты где, Владислав? где Пицунда? где Рица? где Мюссера? и это все твое? Владислав Григорьевич вежливо отвечал: да, все это наше!

В ответ Ельцин прокричал: «Хорошо устроился! Ты мне нравишься! В Москве будешь – заходи».

Несмотря на эти приглашения, 14 августа 1992 года, в день начала военных действий в Абхазии, Ельцин, находясь в Бочаровом Ручье, не принял Владислава.

Позже выяснилось, что Ельцин наши с ним переговоры всерьез не воспринимал. И фактически он дал добро на ввод грузинских вооруженных формирований в Абхазию в августе 1992 года. Следует отметить, что в ходе вооруженного противостояния с августа 1992 по сентябрь 1993 года и в последующие годы мне неоднократно приходилось встречаться с руководителями МИДа, Министерства обороны и других силовых структур России, которые по указанию Ельцина делали нам взаимоисключающие предложения – то в одну, то в другую сторону. Были случаи, когда его команды противоречили ранее достигнутым договоренностям и интересам России. (Мне запомнилось, как в этих случаях один мудрый российский дипломат говорил: «Наша с вами задача – помочь президенту России сохранить свое лицо».) И мы это исправляли.

В Дагомысе летом 1992 года Шеварднадзе согласовал с Ельциным, что Грузия в течение недели установит в Абхазии конституционный порядок, и после этого они будут принимать решение по Абхазии, но этого у них не получилось. Тогдашний министр обороны Грузии Тенгиз Китовани трижды ездил в Москву с просьбой разрешить Грузии продолжить установление конституционного порядка. Поэтому по российскому телевидению несколько раз сообщалось о переносе срока проведения встречи Ельцина, Шеварднадзе и Ардзинба. И когда стало ясно, что то, что Грузия называла установлением конституционного порядка, не станет легкой прогулкой по Абхазии, был определен срок встречи на 3 сентября 1992 года.

Мне уже как-то приходилось говорить, что руководители силовых структур России внимательно следили за тем, что происходило 3 сентября. Позиция и поведение Владислава Ардзинба им очень понравились, и многие из них для себя определили, что это тот человек, с которым следует поддерживать отношения. Позицию России после этой встречи можно назвать «доброжелательным нейтралитетом». Несмотря на определенную противоречивость действий российских властей, для нас Россия стала тылом, и я думаю, это обстоятельство мы не должны забывать. Нельзя не помнить и о том, что большую роль в нашей победе со стороны России сыграл её Парламент того периода, который зачастую нейтрализовал необдуманные решения исполнительной власти.