413 ДНЕЙ ВОЙНЫ, И КАЖДЫЙ ИЗ НИХ СТАЛ ВЕХОЙ ПАМЯТИ

АИААИРА – 25

Вика

С мамой Вика всегда ходила этой дорогой – мимо школы, где ей предстояло учиться. Сказать, что Вике в ее шесть лет осознанно хотелось сесть за школьную парту и начать познавать азы науки и жизни, будет преувеличением. Но в школу ей пойти хотелось очень, и причина была – Вике, ну не сказать как, нравилась пионерская форма на девочках: красные галстуки на белых кофточках и красные пилотки на голове. А еще – октябрятский значок – красная пятиконечная звездочка. Они все были просто ее мечтой. И вот однажды, жарким августовским утром 1992 года мама сказала Вике, что сегодня они пойдут фотографироваться для школы, так как через пару недель она уже станет ученицей первого класса. «А пионеркой когда?», – просила Вика. «Пионеркой немного позже, но будешь ею обязательно», – ответила мама.

Красивое нарядное платье, белый бант. Так Вика с мамой пришли в гагрский Дом быта, где было фотоателье. Будущую школьницу усаживали, уговаривали сидеть спокойно, чтобы на фотографии получилась красивой, и, наконец, сфотографировали. Но в это самое время мама вдруг быстро вышла из комнаты и пошла в соседнее помещение, где была сапожная мастерская, и в ней работали двое глухонемых – отец и сын. Почему-то именно у них в комнате было радио. Глухонемые спокойно работали, не слыша ничего, а мама Вики замерла на пороге – голос из репродуктора сообщал, что грузинские войска без всякого предупреждения напали на Абхазию, со стороны Галского района движется колонна танков, уже есть первые пострадавшие.

Очень довольная, с чувством исполненного серьезного долга – все-таки фото для школы дело непростое, Вика в фотоателье ждала маму. Когда мама показалась на пороге, дочка в первую минуту ее не узнала – она была какая-то другая, и голос ее она не узнала, и слово, которое она сказала, не поняла: «Война!»

Мама заметалась по комнате, схватила Вику за руку и, забыв про фотографии, не спрашивая, когда они будут готовы, выскочила из помещения. «Домой! Скорее домой!», – бормотала она. Они побежали по улице. Вика не понимала, почему они бегут в противоположную от дома сторону, дергала маму за руку, но они продолжали бежать. Потом мама вдруг остановилась, что-то прошептала, они резко повернули и побежали уже в сторону дома.

Через несколько дней вместе с другими беженцами они выехали из Гагры. Когда абхазские военные силы освободили город от агрессора, они вернулись домой. Жизнь в Гагре после оккупации начала налаживаться. А потом, когда заработали школы, Вика пошла в первый класс. В школе ей, в общем-то, понравилось. Но вот мечты о красном галстуке, красной пилотке и значке – пятиконечной красной звездочке – были погублены – октябрят и пионеров в школах во время войны и после нее уже не было. Не случилось в шестилетней жизни девочки и яркого трогательного праздника 1-го сентября – знаменательного вступления в начало взрослой жизни. И его накрыла темная рука войны.

…Сегодня, когда в присутствии уже взрослой Вики заходит разговор о нашей войне, она, как правило, – активный собеседник, знает много фактов, историй, событий из фронтовых будней (рассказы многих воевавших ее родных и близких), ярко отмечает великий праздник Победы, но в самую первую минуту в ее памяти всегда возникает тот августовский день 14 числа, первый день войны, который в ее детскую безмятежность, мечты и ожидания внес жестокую разрушающую реальность. Раненая душа не заживает долго.

Марина

Она тихо приоткрыла дверь. Показалось или кто-то застонал? В палате было темно и тихо, все раненые спали. Слава Богу, значит самое страшное с ними уже позади. Сегодня днем раненых не привозили. Да и ночь вот пока спокойная. Это большое счастье. Значит, на передовой обошлось без большого кровопролития и, можно надеяться, без смертей. А раз так, то и ей можно немного вздремнуть. Марина спустилась к себе в приемное отделение – она здесь медсестра, а по ситуации приходится быть и в перевязочной, и ассистировать во время операции. До войны здесь – в Гагрской центральной городской больнице – она была старшей медсестрой детского отделения. А сейчас это госпиталь, и война научила ее многому другому, своему, – выносливости, умению терпеть, по-особому сострадать раненому. У войны это получается – переучить. Кто-то, например, и не думал, что он храбрец, а в сражении он в первых рядах, кто-то себя смельчаком считал, а в бою свист пуль страхом сковывает, кто-то из людей ожесточается, кто-то, наоборот, мягче становится. Марина опять вспомнила, как сегодня, на рассвете, когда раненых, а все были тяжелые, привезли, она добиралась в госпиталь на дежурство.

Ей позвонили домой около пяти утра (телефонная связь работала), надо срочно прибыть в госпиталь, привезли раненых. До госпиталя от ее дома более четырех километров, транспорта, естественно, никакого нет. Зима 1993-го, зима войны, выдалась холодной и очень снежной, как будто проверяла бойцов на прочность. Выйдя из подъезда, Марина провалилась в глубокий снег – за ночь опять выпало много нового. Но идти надо. Пошла. Сапоги не очень высокие. Скоро в них набился снег. Мокро и холодно. Но не это главное. Главное, нет сил вытаскивать ноги из глубокого и мокрого снега. А в госпитале ждут. Марина заплакала. Хотя было еще очень рано, быстро светлело – вокруг ведь все белым-бело. Вдруг Марина неподалеку, в стороне, увидела очень пожилого человека с двустволкой на плече. Высокие резиновые сапоги позволяли ему справляться с глубоким снегом, и он медленно, но передвигался. Сначала Марина испугалась, потом увидела, что он ей дружелюбно машет и спрашивает по-абхазски, куда она идет. «Я медсестра, мне надо в госпиталь, много раненых привезли. А я идти не могу», – сказала она и снова заплакала. Старик приблизился к ней, посмотрел на ее сапоги и сказал: «Давай, дочка, так попробуем, я буду протаптывать моими сапогами тебе дорожку, а ты вслед иди. Я понимаю, что это такое, когда раненые ждут. А я охранник – водный резервуар охраняю, война ведь, а это объект важный. Но меня дождутся, пока не приду, объект не бросят». И они пошли. Старик впереди, протаптывая узкую колею, а Марина, след в след, за ним. Добрались они до госпиталя почти через два часа.

«Такое ведь тоже не каждый сможет сделать», – думала Марина, как кинокадры прокручивая в памяти все детали того утра. (В приемном отделении было не холодно, с того времени минули уже почти сутки, острое напряжение у нее прошло, и она расслабилась). – Он, уже старый человек, взял на себя обязанность и привел меня к тем, кому я в тот момент была нужна, к тем, кого ранила война. Наверное, потому наша война называется Отечественной, что на защиту Отечества встали все: и дети, и старики. Он тоже стал участником войны».

С того январского заснеженного дня прошло более 25 лет. И когда маленький внучок Марины Лука спрашивает ее что-нибудь о войне, она обязательно вспоминает и это свое снежное «путешествие» и рассказывает о старом охраннике-абхазце (его имя в то утро она, конечно, спросила, но в суматохе, остром нервном напряжении оно как-то растворилось и ушло из памяти, а после войны разыскать его не получилось), который, не задумываясь, проявил настоящий героизм, обыденный и такой необходимый в каждодневных военных буднях.

Лилиана ЯКОВЛЕВА