ГРУППА КРОВИ – НА РУКАВЕ. А В СЕРДЦЕ – ЛЮБОВЬ К ЛЮДЯМ

Каким был и остается в нашей памяти русский офицер Андрей Сердюков

О легендарном казаке по прозвищу Худой я была наслышана от многих. По понятным причинам, представляла его высоким, сухощавым и уже бывалым человеком с ироничной усмешкой. К тому же, солидную долю мистического его образу добавляли рассказы о фантастических подвигах боевого подразделения, которым он командовал.

И вот, наконец, я слушаю рассказ Ибрагима Чкадуа, который не просто знал Худого лично, но и был очевидцем и непосредственным участником боев на Восточном фронте. Ибрагим прошел войну сначала с фотоаппаратом, а после того, как получил оружие (его катастрофически не хватало), и с автоматом, примкнул в дни Тамышского десанта к группе «Эдельвейс». Именно так, «Эдельвейс», называл себя интернациональный отряд под командованием опытного советского офицера Андрея Сердюкова. Андрей происходил из казаков и, судя по всему, вырос в семье, где мужество, доблесть и честь были и остаются самыми важными качествами мужчины.

– Андрей был крупным, круглолицым, на вид обычным мужчиной тридцати с небольшим лет, – Ибрагим мгновенно рушит мои представления о внешности легендарного казацкого командира. – Прозвище Худой было дано ему, судя всего, по контрасту. Мне, вчерашнему студенту, хоть и прошедшему службу в Советской армии, он поначалу показался полноватым и неповоротливым. А оказалось, двигался Андрей бесшумно и легко, что чрезвычайно важно в боевых условиях. Возможно, такая барсучья легкость была частью его природы, но, безусловно, оттачивалась еще и постоянными тренировками. Я видел его в самых разных, в том числе и очень сложных боевых ситуациях. Ничего, что мы называем дурным словом «солдафонство», никакой грубости не было в этом человеке. Говорил он и даже приказы отдавал негромко и спокойно, и к нему тут же все прислушивались. Почему он оказался здесь? Я не задавал ему такого вопроса. Знаю только, что прибыл он к нам в Абхазию в самом начале войны в качестве добровольца. Думаю, что после того, как вместе с огромной страной перестала существовать и армия, на нашу войну Андрея привело острое чувство справедливости, желание помочь, тем более, что у него уже был опыт участия в военном конфликте, да еще в похожих на наши природных условиях, в Нагорном Карабахе. Он пришел к нам, потому что продолжал оставаться офицером с бесценными боевыми знаниями.

Я понимаю слова Ибрагима так: у настоящих офицеров все в крови – и дисциплина, и способность притягивать к себе нужных людей; они способны при отсутствии армии создать ее прямо здесь и сейчас, в месте, где находятся в конкретный момент.

– Не случайно Гиви Камуговича Агрба сразу заинтересовала анкета Андрея. Он предложил ему возглавить учебный лагерь: ведь Андрей знал все виды современного и вообще существующего на тот момент оружия, знал саперное дело, и у него уже был опыт участия в современном военном конфликте.

Ибрагим рассказывает, что, по свидетельству очевидцев, Гиви Камугович возлагал на Андрея Сердюкова немалые надежды как на человека, способного сыграть важную роль и в обучении бойцов, и при формировании тактических схем. Но Андрей считал, что больше пользы он принесет в реальных боях, и аргументировал, что в такой войне, какую уже вела Абхазия на обоих фронтах, важнее тактические схемы на месте – это поможет довести до минимума потери среди личного состава.

Остается гадать, отпустил ли Гиви Камугович молодого офицера или он сам, попросту говоря, «дизертировал» на Восточный фронт, где в то время было напряженнее и горячее. Потом вернулся на Гумисту и снова отправился на Восточный фронт – уже со всей группой «Эдельвейс».

– Я познакомился с Андреем Сердюковым и его группой в июле 1993 года во время Тамышского десанта, – рассказывает Ибрагим. – Сначала просто фотографировал, а потом меня приняли в ее состав. Группа «Эдельвейс», хотя не все в ней были людьми военными, была настоящим профессиональным отрядом. И к тому же отрядом интернациональным, прямо бригада испанского типа. Были в ней чеченцы, русские (один, кстати, коренной москвич, Олежка Туляков), украинцы, белорус, молдаванин, по прозвищу Румын, группа ребят из числа местных армян, один из Сухума, гранатометчик Сергей, второй из Аракича и третий – из Атары. Были в группе абхазы, среди которых мой двоюродный брат Олег Гамгия, трое ребят из Мордовии, которые также имели опыт участия в боевых действиях во время войны в Южной Осетии (они служили там в составе Миротворческих сил). Один из них – Моторкин погиб во время Тамышского десанта, другой, Саша Чистяков, трагически погиб уже после, вернувшись домой, а третий, Федя Фатьин, приезжал недавно к нам на день Победы с братом Саши Чистякова. Я был счастлив увидеть Федю живым и здоровым.

– Как-то после обстрела мы заговорили на интернациональную тему и стали вот так же перечислять: кого, мол, только среди нас нет, – продолжает мой собеседник, – пожалуй, все национальности, кроме евреев, у нас есть. И тут один сухумский парень, Андрей Першин (помню, он говорил, что тоже из Нового района), негромко вдруг так замечает: «Ну, это как сказать...»

Мы сразу оживились, обрадовались, стали шутить, здорово, мол… Известно ведь, что еврей ни за что не ввяжется в безнадежное дело.

В группе «Эдельвейс» все ребята были с юмором, а когда надо было идти, а на Восточном фронте приходилось практически постоянно передвигаться пешком, то любили Виктора Цоя петь: «Группа крови — на рукаве». Или еще одну песню собственного сочинения, в которой Шеварднадзе упоминался в припеве в не очень презентабельном аспекте.

Тамышский июльский десант, хоть он и сыграл очень важную роль во всей комплексной Июльской операции, дался и высадившейся группе, и встречавшим её бойцам-восточникам очень тяжело. В составе десанта было немало опытных воинов, прошедших Осетию, Приднестровье, Карабах, и все они говорили, что им впервые приходится принимать участие в операции такой высокой сложности.

Из-за обстрела десантироваться пришлось в неудобном болотистом месте, некоторых засасывало, люди погружались в трясину, теряли обувь. Но и здесь высадившихся бойцов настиг шквал перекрестного огня противника – с суши и с моря. Кроме того, каждый боец нес на себе не только собственное оружие, но и вооружение для Восточного фронта. И в таких условиях главным было не только самому выжить, но и донести, не утратить оружие.

Во время Тамышского десанта, когда группа уже достигла трассы, Андрей получил два ранения. Он подошел к убитому, а тот оказался раненым и успел дать очередь из автомата – к счастью, жизненно важные органы и кости оказались целы, но Андрей на какое-то время выбыл из строя. Первую помощь ему оказывала медсестра из Приднестровья. Она вспоминала потом, что командир не позволил разрезать на нем форму – ведь каждый комплект одежды для бойцов был на счету. Он согласился терпеть боль, когда с него стаскивали одежду, но форму портить не дал.

Прошло совсем немного дней, и группе «Эдельвейс» поступил приказ окружить и освободить от врага сопку Мишвел близ села Бедиа, с которой в просвет между горами враги постоянно обстреливали видимую им часть Ткуарчала. И хотя раны Андрея Сердюкова только начали затягиваться, он поднялся, чтобы возглавить операцию по прорыву к позициям врага.

Ибрагим рассказывает, что выдвинулись они ночью, двигались в соответствии с разработанным командованием планом, передвигались ползком по огородам, по кукурузным посадкам и подползли к окопам противника почти вплотную – все разговоры, которые вели грузины, были слышны в предрассветном воздухе.

Ибрагим вспоминает, что напряжение росло, и было, кто бы что ни говорил, очень тревожно. И когда в очередной раз приостановились, чтобы передохнуть, одна из медсестер вдруг вынула из вещмешка косметичку, зеркальце и стала... поправлять макияж!

– Это сразу сняло напряжение у всех, я это прямо физически почувствовал – на душе стало так легко. Сцена из мирной жизни превратила наступающий день в самый обычный. Раз он оставался таким для этой юной девушки, то таким же должен быть и для всех нас.

Первым шел Игорь Миквабия, он подвел нас в идеальное для штурма сопки место, и мы на «раз-два-три» взяли первую позицию, а затем он же первым поднялся и на саму высоту. К сожалению, в этой операции мы потеряли всеобщего любимца по прозвищу Малыш – из числа чеченских добровольцев. Ему было только восемнадцать.

Андрей Сердюков на сопку подняться уже не смог – все его раны сочились, швы разошлись, но он продолжал руководить операцией из первого окопа у подножия сопки. С ним осталась медсестра (помню, что она была из Гудауты). С другой стороны Мишвела подошла группа «Скорпион», и к обеду сопка была зачищена и обстрелы Ткуарчала прекратились.

Во время перемирия всю группу вывезли в Гудауту – через Сухум. По условиям, бойцы не могли взять с собой оружие. Многие свои автоматы подарили, кто-то просто спрятал, а потом, в сентябре, группа Сердюкова снова появилась у нас на Востоке с новым десантом.

Состав группы, конечно, менялся в ходе боев по понятным причинам… Но при условии, что все операции, в который участвовали ее бойцы, относились к категории сложнейших, потери были минимальными. И в этом, вне всякого сомнения, заслуга командира Андрея Сердюкова.

Вместе с группой «Эдельвейс» Ибрагиму довелось участвовать и в преследовании противника уже перед самой Победой. – Когда нас закинули на трассу в Адзюбже 26 сентября, мы уже знали, что вот-вот должны соединиться оба фронта, – вспоминает Ибрагим. – Помню, что меня поразили масштабы боев, которые были в этих местах до нас (мы как раз и были заброшены на смену подразделениям, которые вели здесь очень жестокие бои, удерживая трассу). Рядом с окопом, в котором я находился, дымились шесть или семь танков и бронемашин. Поймал себя на мысли, что это дежавю, меня словно перенесло во времени в Великую Отечественную войну, а ведь все это происходило у нас и с нами…

Мы вглядывались в бинокль: что там происходит со стороны Сухума? Видели дым, а точной информации не имели. И когда стало понятно, что два фронта соединятся вот-вот, я предупредил Андрея, что хочу поснимать (ведь фотоаппарат я так с собой и носил), но никаких скидок мне не нужно. И Андрей, по обыкновению, расставляя подразделение: впереди разведка, в центре – основной состав группы, замыкающие – тоже опытные грамотные бойцы, определил меня под прикрытие Федора Фатьина: «Тебе, Федя, направляю медсестер, и вот, интеллигенцию тоже...»

Несмотря на то что разница в возрасте у нас была всего лет семь-восемь, я постоянно чувствовал, что он относится к нам, солдатам своим, по-отечески.

Сам Ибрагим буквально за полтора месяца до начала Отечественной войны народа Абхазии защитил диплом на историческом факультете АГУ. Тема диплома – «Русский авангард как предпосылка революционной ситуации». Еще в студенческие годы Ибрагим всем остальным наукам предпочитал искусствоведение, и этот его интерес всячески поощрял и поддерживал научный руководитель Юрий Николаевич Воронов.

В тот счастливый день встречи двух фронтов история Абхазии и мира вообще представлялась совершенно другой – такой же счастливой и эмоционально наполненной любовью – к людям, к жизни, к земле, за которую без сомнений отдавали жизни молодые, только начавшие жить люди.

Самые важные слова Ибрагим говорит уже прощаясь:

– Ведь это же была первая в современной истории война, на которой бок о бок вместе с абхазами добровольно – за правое, безусловно, за правое дело, – сражались русские, казаки, чеченцы...

Как важно это помнить сегодня. И как важно ни в коем случае не забывать – никогда – подвигов добровольцев на нашей войне. И среди них – настоящего героя, потомственного казака, офицера Андрея Сердюкова.

Юлия СОЛОВЬЕВА

P.S. Погиб Андрей Сердюков спустя годы после Победы, уже после Латской операции, в которой он также проявил себя геройски… Очень жаль, что он не дожил до наших дней. Светлая ему память.