Архив издания `Республика Абхазия` 2011-2021г.г.

ПРИРОДНЫЕ СИЛЫ, НАША ДУХОВНОСТЬ И ЖИЗНЬ 04.12.2018

ПРИРОДНЫЕ СИЛЫ, НАША ДУХОВНОСТЬ И ЖИЗНЬ

В гостях у верховного жреца Абхазии Заура Чичба

– Заур Давидович, как вы смотрите на сегодняшнюю ситуацию в Абхазии?

– Мы сегодня делаем то, что радует наших недругов. И те, кто здесь живет среди нас, удивляются нам. Кому-то это по душе, кому-то нет. Кто-то очень ждёт, что мы между собой передерёмся, и нас не будет физически. Вы знаете ситуацию после ухода с поста Владислава Ардзинба. Но не знаем, что случилось с Багапш, почему он так неожиданно ушёл из жизни. Пришёл Анкваб, и мы ему тоже начали говорить о его недостатках, собираться на митинги. Его бы не убили, если бы вышел в тот вечер к людям, но он ушёл. Может быть, он что-то знал, знал больше того, о чем говорили в народе, чего-то он боялся. Возможно, поэтому решил, что лучше уйти с поста. Народ потом избрал Президентом Рауля Джумковича Хаджимба. При любой ошибке и ему оказывается противодействие. Я не политик, но имею право говорить свое мнение. Я вижу, что кто-то специально нас стравливает, кто-то стоит за всем этим, но кто – не знаю. Это тот, кто хочет нашего сильного внутреннего противостояния, тот, к кому прислушиваются. И за предстоящим референдумом кто-то стоит невидимый.

Но я не могу сказать, что нет никого, кто бы мог объединить наш народ.

Я уже более 30 лет являюсь жрецом Святилища, но ни разу не видел ни от одного главы государства того, что сделал Рауль Хаджимба. Незадолго до президентских выборов он поклялся у Святилища, что не предаст Родину, интересы народа, будет исполнять его волю и служить ему, что чист и не будет покушаться на народное добро. У него были и свидетели при этом, восемь человек. Я вижу, что Хаджимба желает Абхазии процветания, он придерживается и Конституции страны, и у Святилища, что сильнее любой Конституции, сделал всё, что полагается. Нет человека без недостатков, но думаю, что после подобной клятвы он не позволит себе ничего во вред Абхазии.

– А как Владислав Ардзинба оказался перед Святилищем?

– Он поднимался к нему дважды, уже после победы в войне, чтобы провести обряды благодарения. Когда началась грузино-абхазская война, народ решил проклясть врага и попросить поддержки в освобождении своей страны, в сохранении народа. Тогда не было ни одного жреца при других святилищах, кроме Ачандарского – Дыдрыпщ-ныха. Именно я служил и тогда этой силе. И я должен был провести это моление. Но без согласования с Владиславом Григорьевичем я не хотел этого делать. И многие согласились с тем, что надо его поставить в известность. Тогда мы, группа ачандарцев, в числе которых были профессор Боджгур Сагария, 92-летний старец Виктор Джения, Датикуа Ахба, Семен Кварчелия и другие, а также старцы из других сел, поехали в Гудауту к Ардзинба, где он находился в войну. Когда мы ему доложили о своем намерении, спросил: «Где ваш жрец?» Все глянули на меня и произнесли: «Вот он сидит». Хотя и до этого он со мной уже здоровался, Ардзинба встал и крепко меня поцеловал, обрадовавшись, что у Дыдрыпщ-ныха есть служитель. После того как мы рассказали, что нужно сделать для проведения обряда, он сказал: «Не медлите, делайте. Надо будет, и сам приеду». Сказали, что обойдемся без него, и вернулись в Ачандару. Там, на Мидарском поле, собрали людей и объявили, что в ближайшую среду будем проводить молитву о победе и просить воздать врагу по его заслугам, то есть проклинать. Что нужно для заклания найти бычка, что всем подниматься к Святилищу не надо. Поднимемся до ста человек, остальные будут стоять внизу и говорить «Аминь».

В назначенный день поднялись к священному месту. Закололи жертвенное животное, сварили. Необходимая для этого утварь там находится издревле. Когда все было готово, я стал проводить перед Святилищем обряд, а остальные подкрепляли мои обращения и просьбы к Всевышнему словом «Аминь». У всех в руках были зажженные свечи. При проклятиях нельзя садиться за стол и кушать, а все стоя, начиная со старшего, отведывают жертвенные сердце и печень.

Я стал произносить слова, которые сами шли из сердца: «Всевышний! Мы не войной завоевали Апсны. Эта территория принадлежала Тебе, и Ты сам её нам подарил. Народ абхазский по совести, достойно относился к своей земле. Но то, что Ты нам подарил, теперь, напав на нас, пытаются у нас отобрать, пытаются нас истребить. Если Ты верен своим словам, не позволь им у нас её забрать, не передари её другим. Если Ты нам оставишь эту землю, если позволишь нам одержать победу, будем ежегодно приносить в жертву быка в знак благодарности Тебе».

Вскоре после этого проклятия я увидел знамение.

Был у нас Константин Чичба, мы пошли с ним в Афон, чтобы тоже участвовать в войне. Когда об этом узнал Владислав Ардзинба, он возразил: как ему можно воевать, он же жрец! Пусть вернётся в Ачандару и молится Всевышнему о нашей победе, и никуда его не посылайте. У меня была «Централка», и я это свое оружие передал Константину, а сам вернулся в село. Но и там в особо опасные моменты выходил в дозор, бывало. И вот однажды я двое суток, и день и ночь, не спал. Потом меня отправили домой отдохнуть. Помню, та ночь была светлая, лунная. Я лег в свою постель и уснул. И во сне ко мне приходят трое мужчин. Говорю сейчас, а у меня мурашки по телу… Они все в золоте, переливаются. «Видим, ты испугался, – сказали они. – Не бойся. Пошли с нами в Сухум». Знаю, что это сон, но думаю, что там сейчас абхазцев нет, если поеду – убьют. «Не бойся – повторили они. – Ты с нами. Ничего не бойся». «Да!» – сказал я и поднялся. И вышел из двери. Старший встал впереди меня, другие двое – сзади. Гляжу, первый оторвался от земли и полетел. И я за ним поднялся в воздух. Оглянулся – и те летят за нами. Руки держу расправленные, как орел – крылья. Они же летят стрелой, сложив руки вдоль туловища. Летели мы немало времени. Вижу, приближаемся к Гумисте. Видны враги, даже голоса слышу. Летим над ними, чуть ли не прикасаясь к головам. Вдруг первый из сопровождавших меня приземлился на широкую дорогу перед Гумистой. Мы тоже встали перед ним. Зашли в реку. И открывается какая-то дорога, и мы по ней дошли до площади Ленина. Там стояла большая трибуна. Мне велели подойти к ней, и я подошёл. А тут ко мне сдвинулись, скрепя зубами, наши враги. «Они, что, убить меня хотят?», – подумал я. Осмотрелся по сторонам, но нет никого из тех, кто меня привёл сюда. Вскоре, выйдя из машины, направился ко мне генерал грузинской армии. Увидев его, все вытянулись, отдавая честь. Он приблизился ко мне, и его звездочки с двух сторон вперились мне в горло. Сдвинусь – перережут. «Уара, куда же делись те, кто меня привёл, что они сделали?» – подумал я. И услышал голос, мол, не бойся. «Не боюсь», – ответил. Но и сейчас страшно это пересказывать… «Я знаю абхазский язык», – сказал пришедший генерал и на абхазском говорит: «То, что я держу, – вытащил откуда-то жертвенные сердце и печень – не мои, они принадлежат вам, абхазам».

В Ачандаре жил человек по имени Симка Кецба. «Это принадлежит Симке, – сказал генерал и, протянув через моё плечо сердце и печень, попытался их отдать ему. «Симка тоже здесь?» – обрадовался я и когда оглянулся, увидел этого Симку. «Возьми, возьми ты у него», – закричал я. «Нет, это твоё», – говорит мне Симка. И я быстро вырываю у генерала сердце и печень и только начинаю молиться: «Снизойди, смилостивься над нами!», как вижу, что рядом стоит Ардзинба. Это чудо, явление! «Григорьевич, это твоё!» – говорю и протягиваю. Он начал молиться и на абхазском, и на русском языках. И во время молитвы сердце и печень, нанизанные на специальную палку, выскользнули у него из рук, а я еще тогда не видел наш флаг (принят был накануне войны, 23 июля, вместе с гербом. – Ред.) и, превратившись в наше знамя, взметнулось в небо. И держится на ниточке, почти на паутинке. «Ой, а вдруг порвётся? Порвётся!», – заволновались мы, но на высоте где-то семи метров гордо остановилось. И держится на той ниточке. А мы начали кричать: «Ура! Ура! Победа! Победа!»…

И я внезапно проснулся. Вспомнил о своих друзьях и, наскоро умывшись, пошёл к ним, всё рассказал как на духу. «Мы победим!» – сказал им, основывая свое убеждение на том, что во сне ко мне пришли святые. «О-о-ра, поедем и расскажем Григорьевичу», – сказали все разом. И поехали. Я рассказал ему сон. Подошел, обнял и поцеловал. «Мы действительно победим?» – спросил он с надеждой. «Да», – я ответил. «Сукуахшоуп», – сказал… Мы все очень страдали в ожидании победы, но он страдал больше всех.

В конце концов мы победили. Но теперь, после войны, мне стало сложно исполнить то, что я обещал Дыдрыпщ-ныхе, что я возложил на себя. Стало сложно мне собрать народ.

И вот в один из дней сам вызвал меня Владислав Григорьевич. Спрашивает: «Ты же обещал в случае победы исполнить обряд благодарения?». «Обещал, – говорю, – но, видимо, до людей не доходит значимость этого, стало их сложно собрать. Сам не осилю». Я ему рассказал, что нужно для исполнения обряда, он всё записал на бумагу. При этом я высказал мнение, что мы не сможем собрать с каждой семьи (так полагается) те средства, которые должны быть потрачены на проведение всенародного обряда благодарения. Но если у государства есть какой-то бюджет, куда входят и налоги народа, можно выделить оттуда необходимое, чтобы купить жертвенное животное, другие продукты, недостающую утварь и т.д. Мы определили срок, известили народ. И так мы проводили здесь, в Ачандаре, все годы подряд обряд благодарения, используя народные средства из Государственного бюджета. Народ собирался. Ардзинба приезжал. Он танцевал, все молились, благодарили силы Дыдрыпщ-ныха.

– Есть ли жрецы у всех абхазских святилищ?

– Я об этом расскажу. Однажды после войны, спустя года три, Ардзинба мне сказал: «Давай и на других святилищах определим жрецов, ты и так загружен». Действительно, каждый день ко мне кто-нибудь приезжал. Людям казалось, будто я от Бога, они же страдали в те дни особенно. Мы с Ардзинба также решили проводить обряды моления-благодарения поочередно у всех святилищ. И определили жрецов на всех из них. Только на седьмом Святилище, что на Бытхе в Сочи, пока никого не нашли, ищем того, кто сможет служить ему, а оно принадлежит аублаа, поэтому надо из их числа найти человека, который обладает соответствующей духовной силой и которому будут переданы родовые полномочия. Айбовцы говорят, что служителями Святилища Бытха являлись они, и хотят восстановить свою миссию.

Сегодня жрецом на Елыр-ныхе является Галтер Щинкуба, на Лащкиндар-ныхе – Андрей Харчлаа, Лдзаа-ныха – Владимир Гочуа, Псху-ныха – Уазбер Авидзба, Лых-ныха – Сергей Шакрыл. И я здесь, на Дыдрыпщ-ныхе, в Ачандаре. Мы так попеременно и проводили обряды, но когда Президентом стал Анкваб, он сказал, и мне это было передано: пусть он как хочет сам всё проводит, раз взял на себя обет. Но этот обет ведь не только мой, а всего народа. Анкваб Аныха боялся, но меня недолюбливал из-за того, что я дружил с Ардзинба, что я знал его тайны.

У меня было видение незадолго до 27 мая, я знал, что так всё для него закончится, что он уйдёт из страны. Некоторые хотели вернуть его, когда он еще был на Гудаутской военной базе. Но я знал, что не стоит этого делать.

– Вы в политике?

– Я не в политике, но мои видения, которым я верю, заставляют меня вмешиваться в неё.

– Как вы думаете, нужен ли нам референдум?

– Референдум ничего не даст, хотя его проведут, и перевыборов президента не будет.

– На каком Святилище в этом году пройдет обряд благодарения?

– При Анквабе, начиная с его премьерства и при президентстве, мы пять лет пропустили. В прошлом году провели в Ачандаре, на Мидарском поле. Присутствовал и Рауль Джумкович. Было много народа. Мы на саму священную гору не поднялись, но все молились и благодарили, обратившись к ней лицом. В этом году проведём у Лдзаа-ныха. Деньги выдаёт государство из бюджета. В будущем году пройдёт у Елыр-ныха, затем Лашкиндар-ныха, Лых-ныха…

– Эти пропущенные пять лет не отразились отрицательно на Абхазии, на нашем народе?

– Как не отразились! Мы же просили у Всевышнего Победы и обещали в благодарность ежегодно проводить моления. Данный обет надо исполнять. Всевышний помог одержать Победу, а получилось, что мы об этом забыли. Поэтому и пошли всякие беды потом. По этой причине и погибает наша молодежь на дорогах.

– Из ваших уст пару лет назад мы слышали информацию о том, что грузины приезжали к вам с просьбой снять с них проклятие, но в правительстве вам отказали провести этот обряд. Что-нибудь изменилось с тех пор?

– Да, приезжали, но ничего не сделано, обряд искупления еще не провели. Я расскажу сейчас, почему не провели. В то время Президентом был Багапш, и мы ещё не получили признания независимости нашей страны. Однажды ночью ко мне приехали Шамиль Хусейнович Пилия и Павел Хаджаратович Адзынба, с ними были грузинские ученые из Тбилиси. Они просили снять с них проклятие. И привезли соответствующую бумагу с подписями 1,5 миллиона представителей грузинского народа. Я сказал, что такие вопросы сам не решаю, и поехали к Сергею Багапш. Рассказал всё как есть. Он предложил донести до нашего народа просьбу воевавшего с нами врага снять с него проклятие. Но вначале предложил встретиться с парламентариями, которых он собрал. Пришли также бывшие Вице-президент Александр Анкваб и Премьер-министр Леонид Лакербая, руководитель Администрации Президента Валерий Аршба, который находился у Дыдрыпщ-ныха, когда мы проводили обряд проклятия. Приехавшие из Тбилиси не присутствовали на нашей встрече. Когда мне дали слово, рассказал, как мы провели обряд. «Я не хочу, может быть, снять с них проклятие, – сказал я, – но если мы отправим их обратно, не сняв его, это будет нам во вред. С любого, если даже он убил моего отца, убил брата, я обязан снять проклятие, если он об этом просит. В служении у Аныха так установлено». И также сказал, что при обряде освобождения от проклятия грузины у Святилища должны на коленях признать свою виновность и попросить у нас прощения, а также официально признать нашу независимость.

«Мы не проклинали, я отца спрашивал, не проклинали», – заявил Леонид Лакербая. «Так что же, мы с жертвенным сердцем в руках благословляли их?!» – спросил я его. И Валерий Аршба добавил, что он тоже тогда присутствовал, но не думает, что проклинали. Но он спросил: «А что такое «абгара»? «Абгара – это проклятие», – ответил я. «Слушайте, а разве нет кассеты?! Покажите её! Мы их прокляли», – говорю. Анкваб обрадовался, когда Лакербая и Аршба стали так говорить, тоже начал отрицать наличие проклятия… Тогда Багапш встал и сказал: «Мы тебя отправим на телевидение, и обо всём, что сегодня здесь рассказал, расскажешь нашему народу». Я на телевидение раз ходил, два ходил, но до эфира меня не допустили. Наверное, им сверху велели, чтобы мы народу не объявляли о наличии проклятия. Багапш был за то, чтобы мы его сняли с наших врагов, но многие оказались против. Приехавшие из Тбилиси вернулись к себе домой. Через месяц после этого Абхазия получила признание своей независимости, но не от Грузии. Мы получили признание, но на наших дорогах стали происходить большие трагедии. Это зависит и от того, я повторяю, что мы не сняли проклятие с тех, кого прокляли.

Не так давно со мной говорил Беслан Кобахия, сообщивший, что тбилисских журналистов этот вопрос беспокоит. И собираются прийти за покаянием. И нельзя их не освободить от проклятия.

– А как произойдет их приглашение на обряд?

– Я уже докладывал Раулю Хаджимба. Он согласен. Сказал, чтобы известили народ, потому что это всенародное дело. Потом, они еще не признали нашу независимость, а должны признать. 1,5 миллиона человек сюда приезжать не нужно из Тбилиси, достаточно сотни. Если руководство страны даст разрешение, они перейдут границу. Они должны иметь и выкуп, и все, что положено для проведения обряда. Присланные из Тбилиси деньги надо раздать нашим сыновьям-ветеранам или семьям погибших. Они должны извиниться на коленях. Если этого не сделают, не смогут искупиться, проклятие не будет снято с них. Потому что когда я их проклинал, я сказал, чтобы они не были прощены до тех пор, пока не извинятся таким образом.

– Сумму денег, которую грузины должны привезти для снятия с себя проклятия, определяете вы?

– Нет. Они привезут столько, сколько положено приносить к Аныхе, сколько смогут. Они привезут государственные деньги, принадлежащие их народу.

– Заур Давидович, а приходят к вам наши местные люди, чтобы снять с себя какое-нибудь проклятие?

– Да. Приходят на этот обряд в отведенные дни – во вторник и воскресенье. А среда и пятница отведены на обряд проклятия. Но больше приезжают, чтобы помолиться у Аныха, снять с себя насланные на них проклятия, попросить благословления. Наверное, знаете, что в советское время, в период коллективизации, народ поднялся к Святилищу и поклялся, что не вступит в колхозы. И одновременно проклинали тех, кто не поднялся дать клятву. Поклялись, но затем в колхоз вступили. Действие этого проклятия и клятвы в святом месте по сей день отражается на некоторых. И приходят ко мне снять его, очиститься.

Да кто только ко мне ни приходил, и не только чтобы очиститься или кого-то проклясть. Из России, Европы, Америки. Все удивлялись, ещё при Ардзинба, что мы победили в войне. Один американский журналист спросил меня: «Заур, во всём мире один Бог существует, а у абхазцев их много. Как такое оказалось у вас возможным?» «Мы тоже имеем одного Бога, но он не одинокий, – ответил я. – Наши Аныхи – это силы, помогающие Всевышнему. Мы у Аныха обращаемся к силам, которые нам помогают наши слова донести до Отца. У вас тоже они есть, но у вас нет знаний о них». Затем журналист спросил: «А как вы смогли победить в войне? У вас не было оружия, а вы противостояли трехмиллионному народу. И Россия вначале поддерживала Шеварднадзе, и Украина, и Америка были на его стороне». «Как победили?! Молились Всевышнему», – ответил и рассказал обо всем, что и вам сейчас рассказал, и добавил, что ежегодно мы благодарим его за это.

– Некоторые высказывают мнение, что проводить обряд проклятия – это неправильно.

– Это раньше проклинали у Святилища, если даже кто-то курицу, корову украл. Сейчас, за редким исключением, обряды проклятия не проводим.

– Без вас могут подняться к Святилищу и проклясть кого-нибудь?

– Нет. Без моего согласия нельзя. Если и поднимутся, это будет им самим во вред.

– А в каких случаях разрешаете проклинать?

– Допустим, в какой-то семье убили парня. Не знают, кто сделал. И чтобы понять, кто это сделал, я даю разрешение.

– На других святилищах проводятся такие же обряды, какие здесь, у Дыдрыпщ-ныха?

– Те святилища тоже имеют силу, но исстари завелось так, что именно здесь проводятся обряды-судилища.

– Что ожидает наш народ, Заур Давидович?

– Нам нужно взаимопонимание. Я каждое утро, выйдя из дома на балкон, прошу об этом Бога. Надеюсь, мы поймем друг друга. У меня есть сильная вера в это. Я не проклинаю тех, кто не пошёл по верной дороге, но я молюсь, чтобы они пошли по ней. Есть и мои близкие, которые идут не по ней. Мы все одной крови, одних корней. Уверен, если объединимся, нас ожидает прекрасное будущее.

– Потеряли ли мы свою духовную культуру?

– Культура, совесть, наше абхазское, наше единство – всё это немного поутеряно, но всё-таки мы сохранили свою абхазскую суть. Аламыс не утерян, именно он и сохраняет нас веками и определяет наше сегодняшнее состояние. У абхаза он был, есть, и надеюсь, будет. Нам кажется Аламыс утерянным потому, что существуют какие-то противостояния, что нам не всё в нашей жизни нравится.

– Что сделать, чтобы мы стали лучше? Что нас может объединить?

– Правильное самосознание объединит. Да и те, кто занят проведением референдума, думаете, не обладают самосознанием? Они его организовывают, зная, что не правы. И из моего рода там участвуют. Я их пытаюсь остановить. Мы, как я думаю, друг друга должны сдерживать.

***

К концу нашей встречи нам захотелось спросить Заура Давидовича Чичба о том, как он стал жрецом, и еще рассказать нам о том, о чем мы, журналисты, в принципе, уже знали, – как во время службы в Советской армии все наблюдали видение, из-за которого наш будущий жрец попал в кутузку.

– Я с детства верил в святилища. И видения бывали у меня. Но особо стал верить после одного случая, – стал рассказывать главный жрец, у которого мы были в гостях. – Я был молодым, и меня уже призвали на службу в армию. В то время служителем Дыдрыпщ-ныха являлся Куанача Чичба, пожилой уже человек. И был у него друг Батал Аджба. Жил он далеко, и чтобы попасть к нему домой, надо было проходить почти у подножия Святилища. Однажды Куанача взял меня с собой к нему в гости. Днём это было. У Батала ели, пили. Возвращались обратно домой уже вечером. Помню как сейчас – луна очень яркая. И вдруг идёт что-то по небу светящееся, переливающееся, искрящееся...

Куанача слез с коня, снял шапку и стал молиться. Повернулся ко мне и говорит: «Хай, дад, не бойся, сейчас это выстрелит». То, что шло, искрясь и переливаясь ярко, повернулось и село на своё место на горе. Смотрю, идет другой такой же светящийся. Видимо, из Лдзаа. В момент встречи раздался сильный звук – как при выстреле. И на несколько секунд светом озарилось все небо. Затем они вместе ушли не то в Елыр, не то в Ткуарчал. То, что пришло, было очертаниями чуть меньше того, что находилось здесь. Они в полёте были по форме конусообразные, напоминали корзину для сбора винограда на деревьях. В среднем каждая по полтора метра. Когда они приближались к месту, куда садились, были похожи на человека. Будто люди летали.

Куанача тогда дал обет, что проведет моление в благодарность Всевышнему за то, что я не испугался и не лишился чувств. На следующий день, это было воскресенье, Куанача собрал нашу родню, близких. Рассказал об увиденном. Сказал и в мой адрес: что всё это я увидел не зря. Это – знак свыше, и не всем дано увидеть такое.

Затем меня забрали в армию. Был в Севастополе. Оттуда послали учиться в Молдавию, в школу операторов. Занимался три месяца. После вернулся в Севастополь, в лётную часть. Я был на станции, называвшейся «Вражеская цель», операторщиком первого класса. Сидим по четыре человека на станции. Лето ли, зима ли, а там всегда 75 градусов тепла. По бокам у нас стоят вентиляторы, и более двух часов не положено здесь находиться, приходит смена. И казарма наша неподалеку. После одной из смен мы направились в казарму прилечь на отдых. Только легли, как нас подняли по тревоге. Тревогу объявили по всему Севастополю. Мы выбежали и побежали к своей станции, и я вижу: наше святилище идет – яркое, вспыхивающееся, брызжущееся искрами. С нами был некий майор Булычов. «Товарищ майор, это никакая не вражеская цель, это святилище», – сказал я. Он рассмеялся и велел никому о таких вещах не говорить, иначе, мол, засмеют. Я знал, что сгустки энергии Святилища, как и Дыдрыпщ-ныха, летают, но сейчас не понял, откуда эта сила шла. И не видел, чтобы она садилась или взлетала.

Когда огненный светящийся объект приблизился к самолетам, тогда и объявили тревогу, почти часовую. На станции нас проинформировали: «Обнаружен неопознанный летающий объект». И в газетах опубликовали. А я настаивал, что это Аныха, я-то знал её! Она была похожа на Дыдрыпщ-ныха. Говорил, что такие силы есть во многих местах земного шара… В итоге получил от командира 10 суток кутузки.

После армии вернулся домой. А жрецом меня назначили еще до начала грузино-абхазской войны.

Раньше, во времена наших отцов и их отцов, слово Аныха всуе не произносили, а говорили: «Без жертвенной печени чье имя не называем». Когда во время застолья поднимались стаканы с просьбой к ней оберегать, защищать, то и тогда не произносилось это слово. Сейчас на свадьбах, больших и малых застольях после тоста за Всевышнего поднимают и этот тост. Место Святилища – святое место, там нельзя сквернословить, ругаться, охотиться.

Вопросы задавали Заира ЦВИЖБА, Эсма АРДЖЕНИЯ и Энвер ХОДЖАА


Возврат к списку